Маму Лермонтов-младший убил сам, удушив отцовской жабой. Он это сделал не из-за кризиса доверия, как нормальный американец, а хладнокровно и осознанно — чтобы исказить свою клиническую картину и обмануть врачей.
Ему повезло: дело расследовали невнимательные и безответственные люди. Они быстро выписали Лермонтову стандартный диагноз и отправили на коррекцию в Центр Пиаже. Там ему сделали лоботомию — точнее, думали, что сделали: Владимирильич подкупил лечащего врача, и вместо части мозга ему удалили аппендикс. Таким образом он вышел на свободу, сохранив в неприкосновенности свой интеллект — холодный и острый, как бритва, свободный от чувства любви и сознания ответственности.
Лермонтов жил в подвале клиники для слабоумных детей. Для отвода глаз он снимал лофт в Квинсе, вблизи аэропорта, но появлялся там редко — только чтобы оплатить счета. Его настоящим домом был тёмный, смрадный подвал, в котором он ютился, подобно червю.
Большую часть его жилища занимал лазерный плутониевый вибровакуумный пресс. Он позволял изготавливать компоненты атомного оружия из сырого плутония. Он был создан в тайных террористических лабораториях КГБ и попал в руки Владимирильича через коммунистические контакты матери.
Оставшееся место занимали холодильники и контейнеры. Как всякий безумец, Лермонтов дорожил своим здоровьем. Он ел только органическую пищу, пил только натуральную, генетически неизменённую, воду. Кроме того, каждый день он тратил полтора часа на изучение математической теории хаоса: погружая в него Америку, он хотел знать, во что же именно он собирается её погрузить.
Каждое утро он подтягивался на обрезке водопроводной трубы, вмурованном в стену подвала. Пока что его личный рекорд составлял восемьдесят четыре подтягивания. Лермонтов собирался довести свой результат до ста, прежде чем взорвать бомбу. Он надеялся, что стальные мышцы помогут ему выжить в мире неограниченного насилия.
Владимирильич снова взялся за очередную коробку из-под кукурузных хлопьев, где лежал плутоний для нового сегмента бомбы. Он был горячим на ощупь: процент радиоактивного изотопа в нём был близок к критическому.
Коробки он получал по почте от своего единственного союзника, такого же воина Хаоса, как и он сам. Он никогда в жизни не видел этого человека. Тот иногда звонил ему и давал краткие инструкции.
Лермонтова не интересовало, откуда берутся коробки с плутонием, кто их присылает и с какой целью. Всё это было неважно. Его интересовал результат. Результатом должно было стать торжество хаоса. Всё остальное не имело ни малейшего значения.
Безумец заглянул внутрь монтируемого заряда. Осталась всего две дольки.
Тень улыбки пробежала по его бледному лицу, зловеще сверкнул оскал. Недавно Владимирильич вставил себе сверхпрочные металлокерамические зубы. Он надеялся, что такие зубы помогут ему выжить в мире неограниченного насилия.
Лермонтов извлёк из посылки и с удовлетворением пощупал тёплый комочек опасного вещества. Положил его в пресс, завинтил внешний кожух и включил ток. Подумал о том, что через шесть часов вибровакуумного воздействия бесформенный плутониевый самородок превратится в острый, как бритва, кусочек смерти.
Всё ещё улыбаясь, безумец подошёл к турнику. На этот раз он намеревался подтянуться девяносто раз.
— Здравствуй, сынок, — донеслось из переплетения трубок и проводов.
— Здравствуй, ма, — с нежностью сказала Люси.
Когда-то у Люси была биологическая мать. Во время беременности, когда определяли пол ребёнка, она была введена в заблуждение невнимательной медсестрой, которая сказала, что у неё будет мальчик. В результате она оказалась психологически не готовой к рождению девочки. Она бросила мужа и ребёнка и отправилась волонтёром-добровольцем в Западную Африку, где и погибла, пытаясь накормить местные примитивные племена американской гуманитарной помощью — обезжиренными низкоуглеводными продуктами.
Дочь росла без матери, что плохо отражалось на её индивидуальном развитии. Отец чувствовал ответственность за происшедшее и поэтому решил заменить маленькой Люси мать, для чего сменил пол. Увы, это привело отца к потере доверия к собственному телу: мужское подсознание отвергало навязанную извне женскую роль.
Во время очередного кризиса идентичности отец Люси попыталась задушить дочку своими колготками, но не довершила дела, так как увлеклась новой идеей — выбросилась из окна. Она упал на крышу мусоровоза, в котором спрятался маньяк, бежавший из больницы святой Анжелы, фанатичный поклонник национального американского героя, доктора Лектора. Тот попытался изнасиловать папу и одновременно отъесть ей груди, но завяз зубами в силиконе и не смог освободиться. В таком виде несчастная довезла его до ближайшего полицейского патруля, где маньяка пристрелил полицейский. Лёгкая пуля со смещённым центром тяжести прошла сквозь тушу психопата и через член проникла в тело его жертвы, превратив органы таза в кровавую кашу. Ей спасли жизнь, но она остался навеки прикована к аппаратам искусственного дыхания, кровообращения и гемодиализа. Кроме того, отец частично ослепла и фрагментарно потеряла память. Его воображение заполнило пробелы фантазмами. В частности, он помнила, что Люси — её дитя, но обычно считала её не дочерью, а сыном, а в плохие дни — племянником, иногда даже внучатым.
Уисли никогда не разуверяла отца: это было бы жестоко, безответственно, и к тому же разрушило бы то хрупкое доверие, которое оставалось между ними.
Она посмотрела в глаза своей папы. Тот посмотрела на неё как-то недовольно, свирепо и в то же время грустно и с недоумением.
— Мне снился плохой сон, племянничек, — пожаловалась отец и впала в истерическую кому.
Люси подождала, пока отца приведут в чувство. За это время она успела посмотреть модный журнал, забытый сиделкой. Пролистала каталог вибраторов. Она ими не пользовалась, предпочитая плющевого мишку, но считала, что эти устройства освобождают женское начало от доминирования самцов — во всяком случае, так утверждала её психоаналитик Кисса Кукис.
Наконец, отец пришла в себя, помочилась с кровью, — это был хороший симптом, — пробормотала под нос короткую католическую молитву и сказала:
— Мне снился плохой сон, сынок. Меня хотят убить. И тебя тоже, мой сладенький.
— Кто именно? — спросила Люси без интереса.
— Человек, — шёпотом сказала отец. — Человек в зелёном. Он подошёл уже очень, очень близко, — прошептала он синеющими губами.
Люси устало вдохнула. В последнее время отцу всё время снился человек в зелёном.
