Зачем он здесь? Уж не сошел ли он с ума?..
Дом землян был теперь до ужаса близко, огни и тени этого дома плясали прямо перед глазами. Почему свет-его-сердца привел его сюда? Ведь дома землян — это жуть какая-то, невесть что.
Но тут он почувствовал где-то рядом что-то ласковое и дружелюбное.
Он повернулся и увидел огород.
Ботва приветливо шевелилась; едва не зарыдав от радости, он пополз к грядкам и обнял артишок.
Затаившись между двух грядок, он стал советоваться с растениями. Они настаивали на том, чтобы он подошел к окну кухни и заглянул туда, но ему этот совет пришелся не по душе.
«Все мои беды оттого, — ответил он растениям, — что мне хотелось заглянуть в окна. Больше я этого не хочу».
Ласково ворча, артишок настаивал, и наконец инопланетянин согласился и пополз; взгляд его вращающихся с невероятной скоростью глаз снова и снова обегал все вокруг.
Под окном кухни на подстриженной траве лежал квадрат света.
Посередине комнаты старый ботаник увидел стол.
За ним сидело пять землян, и они совершали какой-то ритуал. Они громко кричали и передвигали по столу крошечные фигурки. Они размахивали листами бумаги, на которых, по-видимому, были запечатлены какие-то страшные тайны, ибо каждый землянин скрывал от остальных, что именно записано на его листе.
Потом бросили куб, небольшой, но, видно, наделенный скрытой силой, и все пятеро смотрели на него во все глаза, когда он упал с громким стуком на одну из своих граней; больше с этим кубом не произошло ничего. Опять поднялся крик, в ночном воздухе снова звучала непонятная речь землян, а сами они, поглядывая каждый на свой лист, начали снова переставлять на столе маленькие фигурки.
Инопланетянин перестал смотреть и, опустившись под окном на землю, погрузился во мрак.
Планета оказалась невообразимо странной.
Научится ли он сам когда-нибудь этому ритуалу, доведется ли ему бросать такой куб, примут ли его как равного? По земным мерам времени он прожил уже десять миллионов лет, и где он только за это время не бывал, но ничего более непонятного он не видел нигде.
Ошеломленный, он крадучись двинулся к огороду: мозгу его было необходимо отдохнуть на грядках, среди овощей. Ему и раньше случалось заглядывать в окна земных жилищ, но никогда прежде он не ощущал так ярко диковинность рождающихся у землян мыслей.
«Но ведь это всего лишь дети», — сказал огурец.
Из груди старого ботаника вырвался стон. Если мыслительные волны, которые он принимал, исходили от детей землян, каковы же они должны быть у взрослых! Справится ли он с их расшифровкой?
Опустив голову, нахохлившись, он сидел на земле возле кочана капусты.
Все кончено. Пусть земляне придут утром, схватят его и сделают из него чучело.
Чтобы взбодрить себя, Мэри приняла душ. Потом, накрутив на голову полотенце, стала на поролоновый коврик, из которого их пес Харви вырвал зубами клочья.
Она вытерлась, надела кимоно из синтетического шелка, наложила на лицо невероятно дорогостоящий крем для смягчения кожи и мысленно попросила у всевышнего для себя покоя.
Но покой тут же нарушил Харви: в своем уединении на заднем крыльце он зашелся вдруг в неистовом лае.
— Харви! — закричала Мэри в окошко ванной. — Замолчи!
Пес до смешного подозрительно относился ко всему, что двигалось в темноте; от этого у Мэри было чувство, будто округа буквально кишит преступниками. Если бы Харви лаял только на преступников, он бы, безусловно, был полезен.
Но пес лаял на фургончик, доставляющий на дом пиццы, на самолеты, на еле видные в небе спутники и страдал, опасалась она, «психическим расстройством с галлюцинациями».
А уж болезненным пристрастием к поролоновым коврикам — наверняка.
Дело, которым ей предстояло сейчас заняться, не вызывало у нее никакого восторга, но деваться было некуда, надо было взять себя в руки и вое сделать.
Она отворила дверь в комнату Эллиота.
Комната была завалена всяким бесполезным хламом, который того гляди начнет гнить. Типичная комната мальчишки. Затолкать бы ее в переносную яму.
Мэри взялась за дело.
Что-то выкинуть, что-то разложить по местам; космические корабли подвесила к потолку, баскетбольный мяч закатила в чулан. Непонятно, зачем Эллиоту дорожный знак? Во всяком случае, учитывая, что дети растут без отца, а он вообще какой-то унылый и его как магнитом притягивают к себе эти Ходячие Мертвяки, с психикой у Эллиота явно не все в порядке.
А может, это период такой, и только?
— Эллиот!.. — позвала она его.
Разумеется, ей никто не ответил.
— Эллиот! — закричала она истошно и этим наверняка подняла себе кровяное давление и углубила еще больше морщины вокруг рта, которые неизбежно появляются от постоянного крика.
Шаги Эллиота прогрохотали по лестнице. И вот он уже стоит в проеме двери, все его четыре фута; иногда они радуют глаз, но сейчас, когда он исподлобья смотрит на то, что она сделала с его коллекцией хлама, эти четыре фута ее глаз совсем не радуют.
— Посмотри, Эллиот, как хорошо теперь выглядит твоя комната.
— Ага, только теперь мне в ней ничего не найти.
— Нет грязных тарелок, одежда убрана. Кровать застелена. На столе порядок.
— Ладно, ладно.
— Считается, что комната любого человека должна выглядеть именно так.
— Почему?
— Потому что мы не должны жить в мусорной яме. Договорились?
— Ага, договорились.
— Это от твоего отца? — Мэри показала на письмо, лежащее на столе; сколько раз она видела этот почерк на неоплаченных счетах, которые ей приходили. — Что он пишет?
— Ничего.
— Понятно. — Она перевела разговор на другую тему: — Ты не хочешь покрасить комнату заново? Краска уже облупилась.
— Конечно, хочу.
— В какой цвет?
— В черный.
— Замечательно. Признак душевного здоровья.
— Мне нравится черный цвет. Он мой любимый.
— Ты опять косишь. Почему ты перестал носить очки?
— Мэри! — донесся снизу голос Хозяина Подземелий, — Передают твою любимую песню!
Двигаясь в такт музыке. Мэри пошла вслед за Эллиотом вниз.
— Твой отец приглашает тебя с Майклом у него погостить?
— На День Благодарения.
— На День Благодарения? Но ведь он прекрасно знает, что в День Благодарения вы со мной.
Но разве относился их отец когда-нибудь серьезно к чему бы то ни было? Только, пожалуй, к необходимости подписывать магазинные счета — не сосчитать шариковых ручек, которые он на это извел. Все покупал части для мотоцикла.
Несется сейчас где-нибудь сломя голову на своем мотоцикле, мотор ревет, в лунном свете блестят глаза под тяжелыми веками… Она вздохнула. Что сделаешь, такой уж он есть.
