Я выбрался из трубы, увидел земные звезды, Луну, черную стену леса неподалеку. Посмотрел на часы: около четырех утра. До отлета в Вашингтон оставалось меньше пяти часов, да еще дорога по ночному лесу съест не меньше часа… Не стану лгать, что я долго терзался, как поступить. Если бы речь шла о человеке, я, естественно, пренебрег бы приемом в Белом доме. Но жертвовать славой и престижем ради какой-то белковоподобной говорящей куклы?.. Она и без меня, небось, самовоспроизведется, подумалось мне, пусть не за 34 часа, а за 100, какое имеет значение… Завел джип и уехал. Берсенев замолчал.
– Занятное приключение, – с трудом вымолвила я. – Хотите чаю?
Он по-прежнему молчал, блуждая где-то в лабиринте своего прошлого. Наконец, заговорил:
– На Ямайку вернулся через месяц – уже с мировою славой. И опять наведался к окаменевшим динозаврам. В полной уверенности, что пришелец давно помахал землянам ручкой. И что же обнаружил на месте огромного корабля? Полуразвалившийся остов. Бурый, трухлявый. Осыпающийся при малейшем прикосновении, как пепел. На том месте, где я оставил пришельца, виднелась горка тлена. Зато кругом разросся какой-то невиданный ползучий кустарник с шипами и жирными листьями, его ветви пронизывали останки корабля. А когда кончился в декабре сезон дождей – вообще не осталось следов. Никаких. Стена кустарника соединилась со стеною леса, словно так было со времен Адама и Евы… Ну а потом эта история с чексами, которая отняла у меня и славу, и свободу. Хотя как генетик я ни в чем не повинен, ибо только в безумии можно было затеять такой опыт.
– Кто же тогда повинен? – вырвалось у меня.
– Уверен, это месть автомата-пришельца. Или тех, кто за ним стоит в иных мирах.
– И кто за ним стоит, по-вашему?
– Космобоги, создатели пришельца… Хотя нет, не они. Боги, как вы любите выражаться, Беатриса, не наказывают дважды.
– А вы думаете, что наказаны дважды?
– Сначала явились, как из преисподней, чексы. Теперь небеса отняли у меня Екатерину… Да неужели так уж виноват пред небесами я, Беатриса?
– Я Беатрисе благодарна хотя бы за то, что не вмешивается в личную жизнь колонистов, не занимается морализаторством, – говорила Екатерина, прижимаясь к Алану. Они лежали в его постели, истомленные объятиями. – Господи, ты вернулся на Землю – и возвратил мне сына. Ты вернулся на Землю, зная, что тебя ждет суд, а мог бы странствовать во Внеземье вечно, обосноваться на красивой необитаемой планете – и жить, как в раю…
– Милая, я и здесь с тобою – как в раю. – Он улыбнулся.
– А Дана прости. Не ведает, что творит. Слишком ревнив. Даже сказал мне однажды, правда, будучи пьяным, что уничтожит всякого, кто встанет между ним и мною. Всегда был тираном – тираном, не склонным к раскаянию. Даже из трагедии на Ямайке, о которой я тебе вчера рассказала, не сделал должных выводов. Поверь, его ничто не изменит – мания величия неизлечима.
– Извини, но почему ваш сын носит не его фамилию?
– У Олега другой отец. Он погиб в автокатастрофе. Это давняя история… Ты спросишь: любила ли я Берсенева? Положа руку на сердце, нет. Почитала. Если угодно, боготворила. Я обязана ему многим, если не всем. И когда разразилась трагедия на Ямайке, и Дана осудили, я добровольно прилетела на Корону вместе с ним. Законом такое запрещено, но я убедила Сенат сделать исключение. И вольна вернуться на Землю, когда захочу.
– Счастливая, – сказал Алан и посмотрел Екатерине в глаза.
– Нет-нет, милый, я всегда буду с тобою. Я как будто всю жизнь ждала именно тебя. Ты заметил, нам даже не нужно общение с другими колонистами… Хочешь, начнем прогулки по другую сторону кратера. Там дивные ущелья, пещеры, озера, такое чудное русло высохшей речки. Благодать…
– Русло высохшей реки… – в задумчивости произнес Алан. – Ты хотела, кажется, знать, где я скитался 8 лет?.. Она кивнула.
– После акции на Ликерии я направил "Сварог" в туманность Орион – с Земли она напоминает спящего одноглазого великана.
– Но для такого перелета нужны сотни, если не тысячи лет, – ужаснулась Екатерина. – Так учили в школе.
– Учили, пока не стало ясно: пространство – не разматывающаяся лента или полотно, а кокон, клубок, рулон. И самый быстрый способ достичь любой точки во Вселенной – не ползти вдоль ленты, а пронзить клубок. Как спицей. Впрочем, и такой пример мало что объясняет… Так вот, еще в былые годы побывал я в тех краях, присмотрел несколько планеток. И оказавшись там снова, задумал обосноваться на одной из них, а звездолет отправить на Землю, так чтобы экипаж вышел из анабиоза в пути – уже без капитана. Для моих спутников и для всех землян я пропал бы бесследно…
Больше всего приглянулась планета, которую я назвал Аделаида – благоухающая. Она и впрямь была подобием благоуханного весеннего сада – например, Ботанического, что на Южном берегу Крыма… Я оставил звездолет на орбите, а сам в дисколете отправился к Аделаиде. Когда приблизился – не поверил глазам. Представь, Катерина, что ты приглашаешь друзей в заветное место на пикник, на прекрасную лесную поляну, где ловила в детстве стрекоз. Приезжаете – и что же? Лес вырублен, а на месте поляны, полной стрекоз и кузнечиков, мрачно зияет котлован. Так вот, картина, открывшаяся мне, оказалась пострашней. На Аделаиде исчезла атмосфера, высохли океаны, реки, озера, весь почвенный покров. Исчезло все, что питало жизнь. Планета стала похожа, допустим, на Марс – холодная и мертвая. Да, предо мною был труп Аделаиды. Причем никаких следов термоядерных бомбардировок или лазерных орудий. Как будто некие космические громилы-мародеры соскребли немыслимо мощными механизмами весь плодоносный слой, высосали всю воду и весь воздух – и скрылись бог весть куда.
– Куда, например? – спросила Екатерина встревоженно.
– К себе, в другие миры. Чтобы там воссоздать Аделаиду. Как перевозят американцы замки, дворцы и древние мосты из Европы – в Новый свет. Но это лишь мое предположение… Теперь перехожу к главному. Континентов на Аделаиде – два. Один – невысокая каменистая возвышенность, однообразная, как пустыня Гоби. Другой – тоже равнинный, но пересекаемый с востока на запад цепью высоких гор – вроде наших Андов или Гималаев. До катастрофы с гор, естественно, стекали реки, причем одна была могучая, полноводная, длиною около пяти тысяч километров. Теперь представь: все русло мертвой реки – от истоков до устья – было усеяно миллионами каменных изваяний. То были люди и вьючные животные, как бы перенесенные сюда из глубокой древности, еще до изобретения пороха, – лошади, верблюды, ослы, ламы, быки, слоны. Они все будто бы двигались к горам, эдакое великое переселение народов. Я сказал: каменные изваяния, но заметь, камень обычно серый, здесь же фигуры были многоцветные, в точности повторяющие краски и оттенки живых земных существ, как бы обращенных в истуканы мановением волшебного жезла… Я подолгу бродил среди них. Заглядывал в глаза. Трогал бороды, посохи, кинжалы. Прикасался к животным. И спрашивал себя, не находя ответа: кто и зачем содеял этот музей народов?