— А я думала, что мы не должны пользоваться машинами, — сказала Тейп и добавила: — Ваше Величество.
— Вот тебе еще один урок этикета: ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должна критиковать королеву.
Елизавета нажала кнопку на корпусе машины, и зеленый свет погас. Тейп наблюдала это с чувством глубокого разочарования, если не сказать, отчаяния. Больше всего на свете ей хотелось сейчас поиграть в эту игру: посылать мяч ракеткой вперед, а потом отбивать его.
— Почему ты притворяешься пареньком, дитя мое? — спросила Елизавета.
— Чтобы иметь возможность работать на мануфактуре, Ваше Величество.
— Ну, а это тебе зачем понадобилось?
— Я… я ничего другого делать не умею. Мои родители погибли, и я бы просто умерла с голоду, если бы не устроилась на работу.
— Как они погибли?
— На одной из мануфактур на Бишопсгейт-стрит произошел большой взрыв. Моя мама поджидала отца у проходной перед концом смены, и… они оба погибли.
Елизавета какое-то время молчала.
— Печально это слышать, — сказала наконец Елизавета. — К счастью, мануфактуры сейчас стали гораздо безопаснее — мы следим за этим.
Тейп открыла было рот, чтобы возразить, но тут же закрыла его, вовремя вспомнив, что не имеет права критиковать королеву. Мануфактуры не были безопасными, уж это-то она точно знала. Подростки то и дело получали ожоги от пара или раскаленного металла, спотыкались о многочисленные шланги и ушибались, когда бежали с водой, чтобы остудить гомункулусов, да и просто падали в обморок от жары.
— У тебя есть какие-нибудь родственники, чтобы могли о тебе позаботиться? Кто мог бы принять тебя в семью?
— Не знаю, Ваше Величество. Мои родители были фермерами, но им пришлось покинуть деревню, когда их работу стали выполнять машины.
Елизавета покачала головой и переменила тему.
— Что ж, достаточно скоро ты отправишься в Аль-Андалуз, — сказала она. — Бёрли и другие думают, что я потеряла разум, посылая ребенка вместе с дипломатической миссией. Но женщины видят много такого, чего мужчины не замечают. Я была третьей в очереди на наследование трона, и ты даже представить себе не можешь, чему я выучилась благодаря умению молчать, быть незаметной и внимательно слушать.
Тейп кивнула. Уж она-то прекрасно знала, что значит молчать и слушать, но ее поразило, что такой важной особе, как королева Елизавета, это тоже знакомо.
— А мастеру Лоутону вы обо мне расскажете?
Елизавета снова рассмеялась.
— Этому мужлану? Да он в обморок упадет, если узнает, что за ним присматривает девица. Нет, это будет нашей маленькой тайной.
Королева повернулась к своей игре.
— Что ж, на этом все, — сказала она.
Тейп изобразила реверанс, на этот раз более успешно, и продолжила свой путь в сторону мастерской. По дороге она встретила Лоутона, негромко беседовавшего с нескользкими мужчинами. Он замолчал, когда Тейп проходила мимо, и проводил ее подозрительным взглядом. Что он там задумал? И с кем это он разговаривает?
Тейп прошла в мастерскую и увидела, что кто-то разложил на верстаке внутренности водяных часов. Она поспешила к своему рабочему месту, подхватила инструменты и начисто забыла про Лоутона.
* * *
Неделю спустя Тейп, Лоутона и еще двух выбранных королевой человек отвезли на паромобилях на поле Финсбери. Серебристый воздушный корабль, принайтованный носовой частью к причальной мачте, покачивался под порывами ветра. На его боках видны были надписи, сделанные арабской вязью. Тейп уже видела такие надписи на машинах в мануфактуре.
Молодой человек с бородкой, в халате и красно-золотом тюрбане поклонился им и сказал:
— Я ваш проводник. Добро пожаловать на борт «Бурака»[1].
Он помог им вскарабкаться по раскачивающейся веревочной лестнице в корзину, подвешенную под днищем огромного основного корпуса воздушного корабля. Когда все уже находились внутри, проводник вручил каждому очки с большими стеклами и показал, как их надо надевать. Свои он носил прямо под тюрбаном, что придавало ему сходство с совой.
Рабочие принесли к кораблю одного из гомункулусов с мануфактуры. Из его поясничной части свисали трубки, а одна из рук была согнута под странным углом. Солнце играло на медном корпусе. Тейп хотела было рассмотреть его поближе, но работяги упаковали гомункулуса в специальный отсек вместе с другим багажом.
Воздушный корабль начал бесшумно подниматься. Незнакомое ощущение вызвало у Тейп приступ тошноты, но она его подавила и восторженно наблюдала, как поле под кораблем уходит вниз. Внезапно неподалеку раздался рев, как будто рычал громадный зверь, вот только звук был очень ровным и ни на миг не прерывался.
— Это моторы, которые приводят корабль в движение, — прокричал, перекрывая шум, проводник. Ветер раздувал полы его халата. Тейп поправила очки и смотрела, как Темза уменьшается, становится блестящей тропой, лентой, нитью. Луга и поля скользили под ними, все разных оттенков зеленого, как палитра живописца, раз и навсегда полюбившего только один цвет.
Спустя какое-то время зелень перешла в синеву и Тейп сообразила, что они уже летят над океаном. Земля на другом берегу выглядела так же, как и сельская местность в Англии, — просторы всех оттенков зеленого, на которых разбросаны мелкие поселения и большие города. А затем, как будто они пересекли какую-то незримую черту, пейзаж изменился: селения образовали ровные квадраты, четкими полосами потянулись поля.
— Под нами Аль-Андалуз, — сказал проводник; похоже, он был рад вернуться домой. Тейп решила, что они уже у цели, но корабль летел дальше еще несколько часов. Наконец они стали снижаться и опустились достаточно низко, чтобы можно было видеть округлую тень воздушного корабля, искажавшуюся, когда она проплывала по небольшим холмам.
Вскоре под ними оказалось огромное поле. Внизу забегали люди, они хватали канаты, сброшенные с корабля. На поле находилось множество других воздушных кораблей: одни колыхались у причальных мачт, другие стартовали или опускались.
Шум моторов внезапно прекратился. Люди на земле привязывали воздушный корабль к высокой мачте. Один из воздухоплавателей сбросил из корзины веревочную лестницу; она колыхалась вместе с кораблем, но арабы начали спускаться, не дожидаясь, пока все успокоится.
Тейп сошла самой последней, ее сердце колотилось. Она была в Кордове, городе чудес, месте, о котором слышала много раз.
Проводник повел их к ряду дилижансов на краю поля. Они зашли во второй из них: внутри вдоль обеих стен тянулись мягкие скамьи с подушками, на полу был расстелен ковер. По стенам шли ряды окон, верхние части которых заканчивались арками в форме подковы. Потолки были сводчатые, как в церковных нефах.
