Роберт Силверберг - Знакомясь с драконом

Так как же не называть наше время декадентским, если в обществе бушуют подобные разрушительные центробежные силы?

Но можно ли всерьез говорить о том, что я - человек из эпохи Ренессанса, увязший в нашем жалком времени? На такой вопрос ответить не так-то просто. Обычно мы употребляем словосочетание «человек эпохи Ренессанса», имея в виду человека с невероятно глубокими и широкими интересами. В таком случае подобное определение ко мне полностью подходит. Но чувствовал бы я себя в своей тарелке, находясь в бесшабашном времени Траяна VII? Я обладаю широтой взглядов, свойственной эпохе Ренессанса, это так. Но обладаю ли я тем ярким, огненным, «ренессансным» темпераментом, или же я на самом деле застенчив, уныл и мелочен, как и все люди, окружающие меня? Не следует забывать, что люди Ренессанса были одновременно людьми Средневековья. Мог ли бы я таскаться по улицам со шпагой, сквернословить, как наемник-легионер, затевая ссоры при малейшей провокации? Имел бы я двадцать любовниц и пятьдесят сыновей-бастардов? И мечтал ли бы о том, чтобы оказаться на палубе крохотного судна, с потрескивающими бимсами, уплывающего куда-то за горизонт?

Нет, на таких людей я, надо думать, не слишком похож. У них были широко распахнутые души. Да и мир им казался тогда гораздо ярче и таинственнее, чем кажется нам, и они отзывались на его зов с романтической нетерпеливостью и бешеной энергией, каковые в наши времена даже представить себе невозможно. Да, я ухватился за предложение Цезаря, потому что оно пробудило во мне ту каплю лихорадочного романтизма, что течет в моих жилах и заставляет меня ощущать свою кровную связь с моим знаменитым предком Траяном VII, Траяном Драконом, опоясавшим весь мир своим беспримерным плаванием. Но что мне делать в нашем мире? Открывать новые миры, как это делал Траян? О нет, нет! Я буду строить египетские пирамиды, и греческие храмы, и виллы Адриана!

И все это уже делалось когда-то, делалось очень неплохо и нет никакой надобности делать то же самое вторично. А стало быть, не являюсь ли я таким же декадентом, как и прочие мои современники?

А иногда я задумываюсь о том, что бы делал сам Великий Траян, родись он в наше время, во времена Людовика Августа и его полоумного сына? Люди, обладающие широкой душой, сильно рискуют во времена, когда миром правят слабодушные. Мне самому пришлось приложить немало хитроумия, дабы вписаться в это время, обеспечить себе безопасность й свободу, но еще вопрос, обладал ли бы подобными способностями Траян? Не начал бы он шататься по городам с шумом и скандалами, как истинный сын Ренессанса, пока не пришло бы время расправиться с ним по-тихому в каком-нибудь темном закоулке, как с человеком, позорящим императорскую семью и отчасти все государство? Может, и нет. Возможно, как я предпочитаю думать, он пронесся бы как пылающая стрела сквозь эту пошлую тьму и, как он сделал это в собственное время, бросил бы свой сверкающий отблеск на весь мир.

Во всяком случае, вот он я - бесспорно мудрый человек, крепкий умом и телом, добровольно связавший себя с безумным проектом юного Цезаря только потому, что не сумел устоять перед техническими проблемами, которые открылись моему взору в этом проекте. Великолепный романтический жест или жалкий жест безумца? Очень вероятно, что Спикуло был все же прав, назвав меня большим психом, чем сам Деметрий. Любой нормальный разумный человек бежал бы от подобного предприятия, громко визжа от ужаса!

Не надо быть Кумской Сивиллой, чтобы предвидеть, что пройдет немало времени, прежде чем Деметрий снова заговорит со мной о своем проекте. Цезарь вечно порхает от одного увлечения к другому - это форма его заболевания. Через два дня после нашего разговора в театре он покинул Таормину для небольшого отдыха среди песчаных барханов Африки. Пробыл он там больше месяца. Поскольку мы с ним не сделали ровным счетом ничего, даже не осмотрели места строительства будущего дворца на обрыве утеса, не говоря уж о таких мелочах, как планировка, выбор дизайна и определение бюджета, то я выбросил все это дело из головы до возвращения Цезаря. Думаю, что в глубине души я питал надежду, что он обо всем позабудет ко времени возвращения в Сицилию.

Я воспользовался его отсутствием, чтобы продолжить свою работу, которая в эти дни занимала меня больше всего: жизнеописание Траяна VII.

По правде говоря, я этим исследованием увлеченно занимался уже почти восемь лет. В данный момент меня к нему вновь привлекли два обстоятельства. Одним было открытие в пыльных глубинах Морского архива Севильи кипы забытых дневников, которые предположительно могли принадлежать самому Траяну и велись во время его знаменитого путешествия. Вторым был несчастный случай со мной во время охоты на вепря, который на какое-то время приковал меня к костылям. Период вынужденного безделья дал мне возможность, хочешь не хочешь, снова вернуться к роли ученого.

До сих пор никто еще не отважился взяться за глубокое исследование невероятной карьеры Траяна. Это может показаться странным, учитывая нашу национальную традицию в области исторических трудов, которая восходит к туманным временам Невиса и Энния в период Республики и, конечно, Саллюстия, Ливия, Тацита и Светония в более поздние годы и Аммиана Марселина после них, Друсила из Александрии, Марка Андроника, а из более поздних - Луция Аэлия Антипатра, знаменитого хроникера, описавшего захват Рима византийцами во времена Максимилиана VI.

Но что-то надломилось в исторической литературе после того, как Флавий Ромул снова свел вместе две половины Империи в «2198 году от основания Рима». Может, причина в том, что во времена великих деятелей, а эпоха Флавия и двух следовавших за ним правителей была именно таким временем, все слишком заняты творением истории, так что писать ее просто некому. Именно в это я когда-то безоговорочно верил. А вот когда я сломал колено, то понял, что в любое время, каким бы напряженным и энергичным оно ни было, всегда есть кто-то, кто в силу определенных событий - болезней, изгнания и так далее - имеет достаточно свободного времени и вполне способен взять в руки перо.

И мне стало казаться более правдоподобным предположение, что во времена Флавия Ромула, Кая Флавия или Траяна Дракона публикация любых трудов о деяниях этих могущественных Императоров могла оказаться не слишком полезным для здоровья делом. Точно так же, как великолепный обзор жизни первых двенадцати Цезарей (я имею в виду едкую и великолепную книгу) был написан в период сравнительно мягкого правления первого Траяна, а не таких монстров, как Калигула, Нерон или Домициан, которые только что не сожгли своим дыханием всю страну. Так что со стороны историков периода царствования трех могучих монархов - выходцев из Испании было бы просто глупо писать что-либо, кроме чисто фактографических хроник общественных событий и принятых законов. Анализировать жизнь Цезаря - значит критиковать его. А это не всегда безопасно.