— Каждый раз, когда я прихожу сюда, — с неожиданной откровенностью ответила Мэри, — я начинаю сознавать, как малы и ничтожны люди и как величественно и необъятно время. По сравнению с вечностью человеческая жизнь не больше чем мгновение. Быть может, завтра нас уже не будет, но эти скалы, эта река переживут нас на века. Вот почему мы так одиноки и несчастны.
Франкенштейн внимательно посмотрел на нее.
— Разве вы одиноки? — спросил он удивленно. — Ведь у вас есть семья — сестры, родители, другие родственники. Как же вы можете быть одиноки?
— Человек может чувствовать себя одиноким даже среди близких родственников. Китти, к примеру, всегда смеется над моей любовью к «старым костям», как она это называет. Она не понимает, а я…
— Ну а если вы выйдете замуж?
— Мне уже двадцать восемь лет, сэр. И — как вы сами можете видеть — я не особенно похожа на идеал жены или возлюбленной.
Что заставило ее впервые в жизни произнести эти слова вслух, Мэри и сама не знала. Впрочем, тут же подумала она, какое значение имеет то, что она скажет этому иностранцу? Мэри никогда не обманывала себя и не позволила бы сочувствию, в какой бы форме оно ни было выражено, пробудить в ней надежду на что-то большее. Да и откуда бы взяться этому большему? Два месяца назад в Лондоне они протанцевали один танец, а потом провели полчаса в музее. Совсем скоро Виктор покинет Англию, женится на своей кузине, и Мэри больше никогда его не увидит.
Что ж, похоже, она заслужила все те насмешливые слова, которыми порой осыпала ее Китти.
Франкенштейн ответил не сразу. Пока он молчал, Мэри прислушивалась к шуму воды и следила взглядом за Джорджиной, Уильямом и Клервалем, которые затеяли на травянистой лужайке на берегу какую-то игру. Китти, как ни странно, стояла чуть в отдалении, и вид у нее был задумчивый.
— Прошу прощения, мисс Беннет, если я позволил себе отнестись небрежно к вашим обстоятельствам. Мне, однако, казалось, что ваши достоинства должны быть очевидны всякому, кто познакомится с вами достаточно близко. Я, например, искренне восхищаюсь вами и ценю ваши научные познания.
— Не надо мне льстить, — сказала Мэри. — Я к этому непривычна.
— Я вовсе не льщу вам, мисс Беннет, — возразил Франкенштейн. — Я только позволил себе высказать то, что думаю на самом деле.
В этот момент к ним вприпрыжку подбежал Уильям.
— Тетя Мэри, тетя Мэри, взгляните, какое замечательное место! Здесь должна отлично ловиться рыба! Нужно будет прийти сюда вместе с папой.
— Хорошо, Уилли, мы обязательно ему скажем. Франкенштейн тем временем сделал по тропинке несколько шагов и обратился к Клервалю.
— Нам пора возвращаться в гостиницу, Анри, — услышала Мэри.
— Я хочу сам проследить за упаковкой стекла, прежде чем мы отправим его в Шотландию.
— Стекла?… — удивленно переспросила Джорджина. Клерваль слегка усмехнулся.
— Куда бы мы с Виктором ни приезжали, он всюду покупал лабораторное оборудование — реторты, колбы, химические реактивы, свинцовые и медные диски. Кучер почтовой кареты даже пригрозил, что никуда нас не повезет, если мы не отправим багаж отдельно.
Китти уходить не хотелось, но все ее возражения оказались напрасны. Маленькая группа повернулась и двинулась по тропе в город. Там женщин и Уильяма уже ждал экипаж, который должен был доставить их назад, в Пемберли.
— Надеюсь, мисс Беннет, когда-нибудь мы с вами снова увидимся, — сказал на прощание Франкенштейн, и на его лице снова проступило какое-то странное выражение. Умей Мэри лучше читать по лицам мужчин, она могла бы догадаться, что это выражение означает искренний интерес, почти страсть.
На обратном пути в Пемберли Уильям безостановочно болтал с Джорджиной. Китти, как ни странно, молчала. Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза и казалась утомленной, почти подавленной. Что до Мэри, то она не без удовольствия вспоминала прошедшее утро, в особенности те часы, которые провела в обществе Виктора. Сочувствие, которое он возбудил в ней еще в Лондоне, за сегодня еще больше окрепло, однако Мэри по-прежнему не знала, что означает глубокая печаль, то и дело мелькавшая в его глазах, и периоды мрачного молчания, в которые он погружался совершенно внезапно, вне зависимости от темы беседы. Пока ей было ясно только одно: Виктор носит в душе какое-то тяжкое бремя. Возможно, ее мать была права, и Франкенштейн вовсе не любил кузину, на которой должен был жениться. Не исключено, что в Англию он бежал именно от нее, а вовсе не потому, что ему нужно было закончить какие-то исследования. Что же касалось их сегодняшней встречи, то и она не казалась Мэри случайной. Она была убеждена, что сама судьба свела их в музее.
За ужином Китти рассказала Дарси и Элизабет о том, что в городе они встретились с двумя старыми знакомыми. После еды Мэри отозвала старшую сестру в сторонку и попросила — если это не будет слишком обременительно — пригласить Клерваля и Франкенштейна к ужину.
— Вот так новости!.. — удивленно воскликнула Лиззи. — Я ожидала подобного от Китти, но никак не от тебя. Насколько я помню, ты еще никогда не просила пригласить в Пемберли кого-нибудь из молодых людей.
— Просто я никогда не встречала такого человека, как мистер Франкенштейн, — ответила Мэри.
— Что вы думаете о здешних горячих источниках? — спросила Мэри Клерваля, который сидел за столом прямо напротив нее. — Местные жители утверждают, что их целебные воды способны воскрешать мертвых.
— Должен признаться, — с улыбкой ответил Клерваль, — что я так ни разу и не окунулся. Виктор не верит в чудодейственную силу мэтлокских купаний.
Мэри повернулась к Франкенштейну, надеясь втянуть в разговор и его, но, увидев выражение лица молодого человека, осеклась. Казалось, он был чем-то сильно напуган или расстроен.
Стол, накрытый белоснежной камчатной скатертью, был уставлен дорогим фарфором и хрусталем. В самом центре возвышался затейливый серебряный канделябр со свечами лучшего белого воска. Помимо членов семьи и гостей за столом присутствовал и местный приходской священник, преподобный Чатсуорт, которого Элизабет и Дарси пригласили, дабы уравнять количество мужчин и женщин.
Слуга подал суп, за которым последовали кларет, палтус с омарами в голландском соусе, паштет из устриц, котлеты из ягненка со спаржей, сладкий горошек, фрикасе из телятины с кислицей, оленина, рагу из говядины а-ля жардиньер, разнообразные салаты, английская и французская горчица и многое другое. На десерт было мороженое двух видов, вишневая вода, сливки с кусочками ананаса и шоколадный крем с клубникой. Блюда запивали шампанским, после которого наступил черед мадеры.
