- Кстати, о целях: не беспокойся насчёт своего положения, Святой отец, - Тангрейм начал говорить чуть быстрее, - я вовсе не враг Церкви. Напротив, я считаю вашу организацию в высшей степени полезной. В этом безумном мире вы долгие века поддерживаете хоть какой-то порядок, уча людей сдерживать свои дурные страсти... Тот порядок, который несу я, будет, возможно, прочнее, но я никогда не отказывался от сильных союзников. Я привёз на Святой Остров ценные дары, и намерен их тебе вручить разумеется, публично, со всеми подобающими церемониями. Что касается дальнейшего... Пока у меня нет государства, которое сравнилось бы по размерам с твоей невидимой империей. Но оно у меня будет. В таком случае меч и скипетр станут чрезвычайно полезны друг другу. Что ты на это скажешь?
Я откинулся в кресле и ещё раз глотнул воды из чаши.
- Прости, Тангрейм, но меня не интересует политика. Вернее, - я поправился, - интересует. Но не такой ценой. Я люблю власть, даже такую шаткую, как моя... и хотел бы иметь её больше, чем сейчас. Но учение Церкви истинно, а истина важнее власти.
Тангрейм помолчал.
- Да, - сказал он, - я вижу, что ты искренен, и веришь в то, что говоришь. Но меня не интересует, истинно учение Церкви или нет. Ведь теперь этого никто никогда не узнает, Святой отец. Никто, никогда.
Я попробовал приподняться, уже зная, что последует за этим.
- Не стоит беспокоить себя. Ты останешься здесь, уважаемый Патриарх, хочешь ты того или нет, - Тангрэйм сказал это совершенно равнодушно. - Я не могу рисковать. Ведь тебе может прийти в голову мысль как-нибудь проникнуть в Святая Святых, и открыть рот. Разумеется, мы все погибнем, но Святыня останется нетронутой, не так ли? Так вот: меня решительно не устраивает такая перспектива. Ты останешься здесь. За дверью стража. Они не причинят тебе вреда, но не позволят тебе выйти. Когда всё кончится, мы поговорим снова - насчёт меча и скипетра. Ты разумный человек, и, когда твоё горе пройдёт, ты задумаешься о сотрудничестве...
- Предание Церкви гласит, что Святая Святых неуничтожимо. Думаю, порох тебе тоже не поможет: наши Судьи наверняка предусмотрели и это. Единственное, чего ты добьёшься - это смерти очень большого количества людей. Вряд ли Святая Святых простит покушение, - я говорил, понимая, что это уже бесполезно. Но Тангрейм всё ещё слушал меня, о чём-то размышляя. Потом глаза его блеснули: он опять что-то придумал.
- Ты убеждён в том, что говоришь? Что Святая Святых устоит против десяти мешков самого лучшего пороха?
Я кивнул.
- Я даже готов открыть тебе и твоим людям проход в Святая Святых, сказал я. - Мне не хочется, чтобы твои пороховых дел мастера орудовали здесь. Когда-нибудь это место понадобится новому Патриарху. Лет через пятьдесят или сто.
- Ты так уверен, что мы все скоро умрём? - Тангрейма это почему-то развеселило. - Ну что ж... Кажется, ты говорил мне, что никогда не видел Святая Святых. Пожалуй, я покажу его тебе. Но только если ты согласишься на одно маленькое условие: я прикажу связать тебе руки и забить рот кляпом, чтобы ты не говорил лишнего. И ведь ты достаточно крепок, чтобы принести на себе один небольшой мешочек с нашей смесью?
Он два раза хлопнул в ладоши, и двери зала распахнулись. Появились стражники: видимо, они всё это время ждали за дверью - ладные, крепкие ребята. Перед ними потешно вышагивал карлик-знаменосец, тряся тангреймовским штандартом. Я присмотрелся к нему и недоумённо поднял брови: на синем фоне буквами Священного Письма было коряво наляпано слово "ПОВИНУЮСЬ". Я машинально отметил, что последняя буква написана как-то криво.
Впрочем, с них станется. И лозунг вполне себе имперский.
Тангрейм проследил за направлением моего взгляда, и, неожиданно для меня, самодовольно ухмыльнулся.
- Я изобразил на своём знамени карту моей будущей Империи, Святой отец, - пояснил он. - Ты видишь перед собой очертания островов, составляющих наш мир. Наши книгочеи немало потрудились, составляя эту карту. Ты спросишь меня, зачем? Однажды я подумал, что все завоеватели пытались навязать миру свою волю. В частности - раскрашивая мир в свои цвета, хотя бы на знамёнах. Я же принимаю мир, как он есть, и в этом моя сила... Впрочем, тебе это может показаться досужим умствованием, Святой отец. Открой рот. Ребята, кляп, - приказал он страже.
Я подумал, что Тангрейм всё-таки сумасшедший, и послушно раздвинул челюсти. Тут же чья-то ловкая рука вбила мне в рот верёвочный кляп, воняющий чёрными водорослями. К горлу опять поднялась тошнота.
- Постарайся не блевать, Святой отец, - предупредил Тангрейм, захлебнёшься. Ну, где же секретный рычажок?
Когда я повернул в нужную сторону завиток орнамента на стене, и открылся проход, предусмотрительный Тангрейм связал мне за спиной руки.
* * *
В святилище было темно.
Темно и тесно.
Солдаты молча положили свои мешки с порохом у стен, и тут же, не издавая не единого звука, скрылись. Мой мешок был свален в общую кучу. Мне стало приятно, когда сильные руки Тангрейма сняли этот груз с моей спины: не хотелось проводить последние минуты жизни в сгорбленном состоянии.
Это была небольшая круглая комната, в которую едва-едва проникал свет. Пока глаза не привыкли к полумраку, я не мог понять, из чего сделаны её стены - но потом сообразил, что они металлические. Просто я никогда не видел такого гладкого белого металла.
А в середине комнаты стоял компьютер.
Не помню, что я думал об этой вещи раньше. Кажется, я представлял его себе похожим на пирамиду, и очень высоким. На самом деле это был железный ящик, с непонятными выступами и впадинами. Наверху мигало красное пятнышко, похожее на залитый кровью глаз.
Тангрейм долго рассматривал компьютер. В темноте я не видел его лица. Потом он отвернулся, подошел к стене, где стояло оставленное солдатами знамя. Взял его в руки. Подошёл к компьютеру, торжествующе взмахнул полотнищем, и воткнул древко знамени в какое-то отверстие наверху ящика.
Украшенный имперским стягом компьютер выглядел настолько нелепо, что это, наверное, могло бы рассмешить даже меня. Возможно, я и посмеялся бы если бы не верёвки во рту. Владыка Гонгра и вождь народа Аркнур, это воплощение холодного разума, всё-таки не отказал себе в маленьком невинном удовольствии: поглумиться над беспомощным противником.
Я понял, что если бы компьютер был бы пониже, он обязательно поставил бы на него ногу.
Внезапно откуда-то раздался тяжёлый железный лязг. Великий завоеватель моментально присел, оглядываясь, в руке появился кинжал.
А потом кто-то - я сразу понял, что это не Тангрейм - громко расхохотался.
Это был жестокий, торжествующий смех, отдающий металлом. И исходил он от железного ящика в середине комнаты.
