*
Мой доклад прошел успешно, но с наступлением нового года наш энтузиазм начал угасать. Близость побед обманула нас, как мираж. Нужно было прийти в себя после ложных надежд. Юра даже начал регулярно посещать концерты в филармонии. Его гипотеза, обраставшая опытами, цифрами, формулами, превращалась в стройный небоскреб теории. Но в самом фундаменте, видимо, была трещина. Суть Юриной гипотезы сводилась вот к чему. Как известно, изменения в наследственных чертежах - ДНК - на один или два нуклеотида ведут к тяжелым заболеваниям, а изменения на триплеты, казалось бы, не приводят к резким нарушениям. Но в результате возникают атипичные белки, в которых не хватает аминокислот. Таких белков становится в организме все больше и больше. В неотвратимом течении цепной реакции количество переходит в качество, в медленную грозную болезнь, которую называют старостью. Эта гипотеза многого не объясняла и уводила в сторону от "часов", но она подсказывала одно интересное решение. Для чего природа, запрограммировав продолжение рода, у сложных животных создала два пола - мужской и женский? Ведь плод, как это убедительно показали опыты, может развиваться и из одной наследственной клетки - как женской, так и мужской, без всякого оплодотворения. Но такой плод будет нежизнеспособным, потому что наследственный чертеж у него содержит много искажений. И вот дальновидная природа создала механизмы, умеющие "считывать", сравнивать, чертеж-мужской и женский, устраняя при зачатии многие искажения. Значит, если периодически вводить в организм взятые у него же на ранних этапах "чертежи", то клетки, ведающие наследственностью, сумеют сличить их с уже испорченными и устранить искажения. Организм, таким образом, будет время от времени как бы сверяться со своим собственным эталоном, обновляться по эталону молодости. Юрин "ход" был оригинальным и теоретически правдоподобным, но, увы, безуспешным, что продемонстрировали неумолимые опыты. Я понял, что для продолжения работ нам, "мозговому тресту", необходим перерыв. В моем кабинете появился плакат: "При лечении старости добьемся преждевременной старости для себя!" Я вызвал к себе физорга, Юру, Степ Степаныча и еще нескольких заведующих лабораториями и научных сотрудников, и тут же мы расписали всех по спортивным секциям с обязательным посещением. Затем мы весело отпраздновали дни рождения нескольких сотрудников, а однажды я предложил Юре и Степ Степанычу: - Пошли сегодня вместо семипара в театр? И обязательно с дамами. Степ Степаныч удивился: - Положим, батя, у нас есть жены, с которыми мы все эти месяцы не виделись и относимся к ним как к невестам. Но если ты ухитрился в то же время обзавестись хотя бы "просто знакомой", то когда же ты спал? - Он хочет разыграть нас: придет со своей тетей,- сказал Юра. "Посмотрим, что ты запоешь, увидев "тетю",- подумал я. Мы с Майей нарочно пришли к самому звонку. Степ Степаныч и Юра с женами стояли в фойе у киоска и пили лимонад, переговариваясь: я не сомневался, что они судачили по моему адресу. Мы подошли к ним почти вплотную, оставшись незамеченными. Я произнес банальное: - А вот и мы! Полный бокал задрожал в Юриной руке, и он едва успел поставить бокал на столик. Майя искоса взглянула на меня. Я догадывался, о какой истории, связанной с бьющимся стеклом, она подумала. Прозвучал звонок. Мы с Майей направились в зал, а они пошли за нами. Я слышал нетерпеливый шепот их жен. Сгорая от любопытства, они допытывались у своих мужей, с кем я пришел и почему это так подействовало на них. В зале погас свет. Холодные пальчики легли на мою руку. Я накрыл их ладонью. - Ну и ну! - послышалось рядом. Это были первые слова Юры после нашего появления в театре. - Послушай, кто она такая? Это у него серьезное увлечение? - зашелестел обрадованный шепот его жены. Я решил больше не мучить ни в чем не повинную женщину. Наклонился в ее сторону, сказал на ухо: - Это сотрудница из лаборатории вашего мужа. Та самая, что била посуду, и он за это хотел ее уволить. (О себе я умолчал.) А увлечение у меня серьезное. Такое же, как у Юры, когда он женился на вас. - Спасибо за полную информацию,- почти невозмутимо, но с прорывающимися искорками смеха ответила Юрина жена и облегченно вздохнула. Когда мы вышли из театра в пляшущее сверкание реклам, в толпу суетливых пешеходов, что-то очень веселое и беззаботное, как детские бубенчики, звенело у меня в ушах. Рядом шли мои друзья, в моей руке была рука Майи... Завтра нас ждет увлекательная работа. И я подумал, что старая истина права: человеку нужно не так уж много. И не является ли все это, что я сейчас имею, лучшим лекарством от старости, которое мы тщетно ищем? Увы, и тогда я уже знал, что завтра буду думать по-другому...
*
Что мы помним из истории? Войны, достижения спортсменов, международные скандалы, строительство или разрушение городов. С боем отвоевало себе место в истории искусство. А наука? "Конечно! Конечно!" - воскликнут многие. Но это "конечно" происходит тогда, когда уже взорвана атомная бомба или когда вычислительная машина обыгрывает в шахматы чемпиона мира. А кто обратил внимание на первые опыты по расщеплению атомного ядра? Или на дерзкие эксперименты науки о наследственности? Мы запоминаем то, что эффектно, и поэтому люди столь суетливы - слишком мало среди них пророков. Так было и в тот день, запомнившийся даже сотрудникам нашего института победой нашей олимпийской сборной, а не тем, что в лаборатории Степ Степаныча наткнулись на какой-то интересный и загадочный механизм нервной регуляции. Это была группа нейронов, нервный узелок размером с копейку. Ему и дали условное название "копейка". Он посылал методично, словно гудки зуммера, сигналы в области организма, ведающие наследственностью. - Мы обнаружили два таких узелка,- сказал мне Степ Степаныч.- В затылочной части и в позвоночнике... Он посмотрел на меня тревожно-вопросительно: он явно хотел, чтобы я спросил у него, высказал догадку. А он сам боялся, что она опять окажется ложной. И я спросил: - Вы думаете, что это "часы"? Он пристально посмотрел на меня, его глаза стали похожи на кошачьи, завидевшие мышь. - Нужно проверить на моделях,- сказал он.- Чисто проверить. Все может быть... Лишив сна нескольких крыс и морских свинок, мы искусственно вызывали у них старость. У всех подопытных менялись сигналы, посылаемые "копейками", а после вскрытия мы обнаруживали в этих нервных узелках органические изменения. Тогда мы пошли дальше - оперативным путем удалили "копейки" у здоровых животных. Резких изменений операция не принесла, но примерно через месяц крысы начали терять шерсть, стали неспособны к продолжению рода. У них наступала преждевременная старость. Несколько недель мы с Юрой и Степ Степанычем сводили результаты, а когда эта работа была окончена, стало ясно, что надо переходить к завершающим опытам. Нам было страшновато после стольких разочарований! Но всех в институте уже снова охватило предчувствие победы. До самой ночи светились окна лабораторий и кабинетов, ворчали уборщицы. Я понял, что через несколько дней, как только мы начнем опыты второго контроля, всеми, и мной в том числе, овладеет творческая лихорадка (которая чем-то сродни тропической), и ни о чем, кроме работы, я думать не смогу. Поэтому мы с Майей решили пожениться, и как можно скорей, Итак, женитьба: хлопоты, примерка костюма, густой запах цветов во Дворце бракосочетания. Я стоял рядом с Майей и думал о том, что сейчас мне звонят из академии насчет заказанных приборов и что в приемной меня наверняка ожидает "дядя Тихон", чтобы посоветоваться, где взять две сотни крыс в такое короткое время. А между тем церемония состоялась по всем правилам, и я узнал из специально подготовленных друзьями шутливых напутствий ("От людей сведущих птенцу-желторотику"), как мне следует вести себя в супружеской жизни и от каких привычек придется отказаться. Мы здорово кутнули, предчувствуя, что нам долго не придется веселиться. Устроили капустник на тему "Сопротивление материалов в супружеской жизни". За столом Юра спрашивал, притворно беспомощно разводя руками; - А с кого я теперь за разбитые "люсьены" высчитаю? - и грозил мне длинным изогнутым пальцем. А у меня перед глазами плыла комната, лицо Майи, с которой я, как говорили во Дворце бракосочетания, "должен создавать здоровую коммунистическую семью", и я шептал ей: - Знаешь, что я подарю тебе? Бессмертие!
