Волошин с трудом опустил веки. В ушах шумело.
- Нет, - деревянными губами возразил он. - Я не специалист. Психология двадцатого века моё хобби.
Он наконец вышел из оцепенения, взял вилку и принялся есть, не отрывая взгляда от салата. На душе было муторно. Будто он заглянул в глаза интуиту, и тот вывернул наружу всё его подспудное естество.
- Над чем вы сейчас работаете, если не секрет? - спросил Ткачик.
- Над тем же, - невнятно буркнул Волошин. - Трансформация психологии личности под влиянием идеологической пропаганды той или иной доктрины двадцатого века. Фашизм, сталинизм, маккартизм...
Столь явное внимание к его особе было непривычным и выглядело ненатуральным. Не слишком ли много любителей истории собралось на станции? Тем более, столь специфического направления... На Земле Волошина знали лишь единицы.
- Сегодня вечером в кают-компании состоится обсуждение нашего доклада по общественной психологии пикьюфи, - тихо, словно одному ему, сказала Статиша. - Приходите, нам будет интересно услышать ваше мнение...
Низко наклонившись над столом, Волошин видел только кисти её рук, свободно лежащие на столе. Длинные сухие пальцы чуть подрагивали.
- Благодарю, - бесцветно выдавил он. - Но, боюсь, не получится. Я не занимался психологией аборигенов Нирваны. И потом, мне необходимо ознакомиться с вводной кристаллозаписью.
Головы Волошин так и не поднял, боясь снова погрузиться в её глаза. Он залпом выпил сок и встал.
- Приятного аппетита и спасибо за компанию, - поблагодарил он, глядя в стол, повернулся и пошёл к выходу.
- Лев, погодите. Я вас провожу! - окликнул его Берзен, но Волошин, будто не слыша, быстрым шагом покинул столовую.
Только в коридоре, когда перепонка двери захлопнулась за ним, Волошин остановился, перевёл дух и прислонился спиной к стене. Лицо пылало. Сбежал! Вот уж никогда не мог подумать, что способен испытывать чувства гимназистки девятнадцатого века...
Минуту спустя из столовой вышел Берзен.
- Лев!.. - позвал он. - А, вы здесь. Вы ведь не знаете, где находится гостевая комната.
- Потому и жду, - нашёлся Волошин.
- Идёмте. Это на втором этаже.
Они молча поднялись по пандусу на второй этаж, и лишь здесь Берзен заговорил.
- Сейчас я анализирую нашу беседу в кают-компании, - смущённо начал он, - и нахожу своё поведение несколько глуповатым...
Волошин не отреагировал. Он тоже ощущал себя не в своей тарелке после встречи со Статишей.
- Не думал, что разговариваю с профессиональным психологом, продолжил Берзен.
- Но я уже говорил... - попытался возразить Волошин.
- Образование здесь ни при чём, - перебил Берзен. - Пусть психология - ваше хобби, но статья, с которой я знаком, написана вполне профессионально. Так что не прибедняйтесь. В нашей беседе вы были на шаг впереди меня в оценке ситуации.
- Вы имеете ввиду замалчивание темы "особых условий"?
- Именно.
Волошин улыбнулся.
- Так в чём дело? Как говорили древние: облегчите душу.
Берзен остановился.
- А дело в том, что идея особых условий принадлежит не мне. Ткачику. Это биология. Собственно, я и пригласил Ткачика на беседу, чтобы он объяснил суть эксперимента по снятию вторичных, или, как мы здесь говорим, эховых когитограмм. Но затем я решил, что такое объяснение, прямо с порога, так сказать, может вызвать у вас активное неприятие методики...
Берзен замолчал, глядя мимо Волошина. Глаза его сузились, уголки губ опустились. Разговор явно не доставлял ему удовольствия.
- Чем же страшна методика? - спросил Волошин.
Щека Берзена дёрнулась.
- Методика некорректна по отношению к законам коммуникаторской деятельности, - через силу проговорил он.
- Вы хотите сказать: противозаконна?
Берзен поднял на Волошина тяжёлый взгляд.
- Нет. Я стараюсь всегда быть точным в формулировках. Именно некорректна.
- Пусть так. Но в чём же она собственно заключается?
Щека Берзена снова дёрнулась.
- Как по-вашему можно назвать человека, судачащего о поступке своего товарища за его спиной? - спокойно произнёс он, но лицо у него при этом было как у глубокого старика. - Я думаю, что завтра Ткачик сам вам расскажет суть методики. А может, и покажет... Ваша комната, - указал Берзен на дверь, возле которой они стояли. - Ужин, если не захотите спуститься в столовую, можете заказать по линии доставки... Время у нас адаптированное к нирванским суткам, составляющим двадцать один час тридцать две минуты земного времени. То есть, наш час короче земного почти на семь минут... - Берзен замялся. - Кажется всё. До свидания. И... извините.
Он круто развернулся и пошёл назад. Волошин посмотрел вслед и непроизвольно отметил у Берзена обширную багровую плешь, как и у стереошаржа на спине кибероида. Кибероид оказался бицефалом. Но сейчас это не вызвало у Волошина улыбки. Ошибся Берзен. Слишком высоко оценил его способности, как психолога. Может, лишь психологию человека двадцатого века Волошин знал неплохо, почему и подумал, что Берзен, уходя в разговоре от темы "особых условий", старается скрыть личные просчёты...
3
Псевдоокно в гостевой комнате открывало вид на безбрежное море леса с высоты порядка трёхсот-четырёхсот метров. Там гулял сильный порывистый ветер, гнул, трепал деревья, веером проходясь по лесу, изредка бросал на окно клочки низких редких облаков. За стеклом было солнечно, но, как почему-то казалось, холодно. Ветер подвывал в несуществующих щелях, вызывая в комнате ощущение промозглого сквозняка - видимо предыдущий гость нирванской станции был натурой деятельной, живой и не терпел уюта. Это подтверждалось и минимальной обстановкой: лишь узкое жёсткое ложе, да стереопроектор у изголовья.
- Вы наш новый гость? - осведомилась комната.
- Да. Лев Волошин, текстолог из КВВЦ. Можно просто Лёвушка. - Волошин улыбнулся. Он любил фамильярничать с системой жизнеобеспечения. Иногда получались довольно забавные пассажи.
- Желаете что-либо перестроить в комнате?
- Пока нет. Пока я желаю принять душ.
- Пожалуйста.
Дальняя стена комнаты разошлась, и Волошин увидел небольшую голую площадку на вершине скалы, с которой открывался всё тот же вид на лес.
- Это что - душевая? - недоверчиво спросил он.
- Да.
- Гм... - непроизвольно вырвалось у Волошина. Слов он не нашёл.
Он вырастил стол, вынул из кармана систематизатор, положил на столешницу. Затем разделся, опустил одежду в приёмный люк реактиватора и шагнул в душевую. И если бы не пронизывающий ветер, швырнувший его на стенку душевой кабинки, то он непременно распластался бы на полу от бешеного удара ледяного ливня, обрушившегося сверху.
- Спинку потереть, Лёвушка? - интимно осведомилась система жизнеобеспечения.
