В этот момент их встряхнуло слегка, потом Гура почувствовал, что ноги его уперлись в потолок, потом оторвались довольно быстро и он гораздо медленней, чем можно было ожидать, упал на пол. Падение это было разве в два раза быстрее, чем нырнуть в воде. Гура еще не пришел в себя от удивления, а Ершов кричал победоносно, как петух на заборе:
— Ура! Мы на Луне, брат. Замечаешь, как наш вес уменьшился? Эдак с нашим таким весом мы, как блохи, всю Луну обскачем…
Тут Ершов к дверке кинулся и начал было ее отвинчивать, но Гура испугался и остановил.
— Постой, — кинулся он к нему, но не рассчитал легкости веса и сбил Ершова с ног.
— Кой чорт тебя сует! — рассердился Ершов, — что тебе надо?
— Постой, постой, — торопился Гура, — помнишь, профессор-то говорил, что на Луне воздуха нет…
Ершов почесал в затылке с досады, и оба приятеля уставились друг на друга с тревогой и недоумением.
— Давай, — говорит Гура, — мы раньше окно откроем и поглядим, стекло-то, ведь, толстенное…
— Правильно, — согласился Ершов и сейчас в стене известную ему кнопку нажал, как следует.
Глянули в окна, а на Луне такой полдень, по-нашему, стоит, что от солнечного свету резь в глазах. Минут десять осматривались, пока совсем привыкли после темноты, что была в небесном корабле.
Они оказались на берегу огромного озера, сплошь заросшего какими-то странными растениями. На глазах удивленных небесных путешественников целые кусты, похожие на можжевельник, выныривали со дна озера и начинали быстро расти, выбрасывая несколько крупных почек, которые бухли и распускались цветами бледно-зеленого цвета с белыми точками. Те кусты, что всплыли раньше, уже отцветали, и на месте цветов торчали колючие шишки, видимо, тяжелые, так как созревши они отрывались и, падая в воду, тонули, как камешки.
Между этими плавучими кустами извивались какие-то змеевидные гадины и, вытягивая длинные морды, жадно пожирали зеленые ветки. Порой эти водяные гады вдруг чего-то пугались и мгновенно исчезали под водой.
Оба приятеля сидели у окна, словно окаменелые, не отрывая глаз. Между тем около огромного лунного озера и на его островах происходили не менее странные вещи. То там, то сям в почве появлялись какие-то норы. В том месте, где появиться норе, почва начинала пучиться и крошиться, потом вдруг проваливалась вниз, а из норы высовывалась страшная рожа какого-то зверя. Вслед за рожей лезли здоровенные лапы вроде кротовых, а потом вылезал весь зверь величиной с овцу, с виду же похожий на ежа, только щетина была гуще и короче. Следом за большими кое-где вылезали также и их детеныши.
Гура слегка толкнул Ершова локтем и сказал почему-то шепотом:
— Как есть ежи…
Ершов не успел ответить, как эти лунные ежи побросались в воду, которая словно закипела среди плавучих кустов. Было хорошо видно, как лунные ежи охотились за водяными гадами и, поймав добычу, быстро плыли к берегу. Скоро по всему берегу копошились эти ежи со своими детенышами, пожирая добычу. Потом зверье разлеглось спать, а среди плавучих кустов опять заскользили водяные гады, объедая зеленые ветки.
— А здорово они спят, — позевнул во весь рот Гура, — даже лапы кверху торчат.
— А мы целые сутки не спали, — тоже зевая, заметил Ершов и стал укладываться на диване.
— Ну, что ж, поспим на Луне, — засмеялся Гура, взбираясь на другой диван. — Не знаю только, воздух тут есть или нет? Как ты думаешь, Саша?
Но Саша вместо ответа захрапел во все носовые завертки. Скоро заснул и Гура.
Когда они проснулись, увидели опять то же самое: лунные ежи метались по воде и ловили водяных гадин. Поглядели они поглядели, да и заскучали, а со скуки пообедали, опять выспались и опять проснулись.
Но только опять солнце без изменения на полдне стоит и, видно, печет нестерпимо — над озером парит, а иногда туманом чуть-чуть заволокет, но опять просветлеет. Животины эти лунные по-прежнему то плавают, то жрут.
— Что ж нам тут торчать, — заявил Гура, — катай, Саша, на Марс.
Но Ершов брови навел, молчит и думает.
— Надо, — говорит, — дознаться: есть на Луне воздух или нет?
— Оно и так видать, что есть, — заметил Гура, — ежели эти самые ежи дышут, а к тому же и вода и кусты.
— Так-то оно так, — возражает Ершов, — а я хочу самолично узнать, а потому из нашего небесного корабля хочу выйти на лунную землю…
Испугался Гура.
— Не выходи, — говорит, — Саша! Неровен час, что случится! Сам себя загубишь, да и я один ни к чему не способен.
Усмехнулся Ершов, усы покрутил ухарски так и отвечает:
— Мы это осторожно оборудуем. На рожон лезть не буду.
Подошел к стене, трак— трак, — и готово: дверка настежь открылась. Ничего не случилось, только словно из печи жаром на них пахнуло.
Вышел Ершов, и Гура за ним вылез. Дышут ничего себе, ни в чем затруднения нет, только жарко. Сунули руки в воду, а вода горячая.
— Словно на полке в бане, — крикнул Гура, — нарвать бы этих кустов зеленых да попариться! Эх, хорошо. Люблю, Сашка, парную!..
Только было они веничков наломать хотели, как гады водяные бросятся в сторону — дзыг по воде, инда брызги дождем.
— А, чтоб вам пусто, дьяволам, — крикнул Гура, отшатнувшись от воды, и взглянул на берег.
Там все ежи проснулись. Одни из них уставились на приятелей с удивлением, а другие позлей, видно, приближались, крадучись.
— Гляди, Шурка, гляди, — заорал Гура, — к нам крадутся.
Мотнулся к небесному кораблю, да с первого шага его словно что подбросило вверх… К счастью упал он у самой дверки.
— Дура ты, дура, — смеется Ершов, — забыл, что мы легкими стали. Ползи по земле в комнату, а я и один постою.
В это время подкрался к нему лунный еж и за сапог норовит ухватить, но Ершов слегка наддал ему вбок носком — тот так и взвился; пролетел чуть не полозера и в воду шлепнулся. Все же Ершов хоть и воюет, а к дверке сам пятится. Швырнул еще двух-трех ежей по воздуху, в комнату вскочил и дверку завинтил наглухо.
— Тут, брат, с жары умрешь, — говорит, а сам весь потом обливается…
— Хорошо бы, — вздыхает Гура, — теперь полотенчиком обвязаться да чайку стаканов с десяток испить…
Посидели они так с полчасика, беседуя и отдыхая, словно после бани, а за окном странное твориться начало: пар от озера идет и туманом вверх уходит, а потом сверху снежком падает и тает тотчас же. Прошел так еще часик, и все кругом затуманило — зги не видать.
— Что же мы делать-то будем в таком парном отделении, — спрашивает Гура с тоской.
— Ждать у моря погоды, — отвечает Ершов, — потому и в трубу ничего не увидишь, а без трубы мы ни на Марс, ни на Землю дороги не найдем.
