Макт молчал.
Мы с Вирджинией шли рядом с ним, держась за руки. Я мог бы даже получить удовольствие от этой странной экскурсии, но рука Вирджинии, которую я держал в своей, была сжата в кулак, и время от времени она покусывала нижнюю губу. Я видел, что все это для нее очень важно, она чувствовала себя паломницей. (Паломничество — это древний обычай идти пешком к какому-нибудь святому месту, где можно получить благодать для души и тела). А мне, фактически, было все равно. Если уж они решили уйти из кафе, то что мне оставалось? Но я не собирался принимать все это всерьез.
А что нужно Макту? Кто он такой? Что за мысли приходили ему за эти две недели? Как ему удалось толкнуть нас на путь авантюр и опасности? Я ему не верил. Впервые в жизни я почувствовал себя одиноким. Всю жизнь, постоянно, вплоть до этого момента, я думал только о Содействии и о том, как оно оберегает меня от всяческих неприятностей. Телепатия приходила на помощь во всем: чтобы избежать несчастных случаев, чтобы вылечить любую рану, чтобы провести нас здоровыми и невредимыми по всему отмеренному нам жизненному пути. А теперь все было иначе. Я не знал этого человека, но мне приходилось полагаться на него, а не на те силы, которые раньше защищали меня.
Мы повернули с разрушенной дороги на широченный бульвар. Тротуар бульвара был такой гладкий, совсем неповрежденный, на нем ничего не росло, и только ветер разбросал здесь и там комочки земли.
Макт остановился:
— А вот и он, бульвар Альфа Ральфа.
Мы молча смотрели на дорогу, которой проходили народы забытых империй.
Слева бульвар плавно сворачивал в сторону, от поворота в северном направлении тянулась извилистая дорожка. Там должен был находиться другой город, но я забыл, как он называется. Впрочем, с чего это я должен был помнить его название?
А справа… Бульвар поворачивал вправо, вздымался по наклонной плоскости и исчезал в облаках, где притаилось несчастье. Я не очень хорошо видел конец бульвара, как будто какие-то таинственные силы намеренно пытались скрыть его от моего взора. Где-то над облаками находился Абба-динго, место, где мы получим ответы на все наши вопросы…
Во всяком случае, так полагали мои спутники. Вирджиния придвинулась ко мне.
— Давай вернемся, — предложил я ей. — Мы городские люди. Мы не знаем, что нас может подстерегать в этих развалинах.
— Можешь вернуться, если хочешь, — обиделся Макт. — Я ведь только делаю вам одолжение.
Мы оба посмотрели на Вирджинию. Она широко раскрыла свои карие глаза, в которых была мольба. Я уже заранее знал, что она скажет. Она скажет, что должна все узнать. Макт лениво поддевал носком ботинка камешки на дороге. Вирджиния, наконец, сказала:
— Поль, я, конечно же, не хочу, чтоб мы подвергали себя опасности. Я понимала, на что мы идем, когда решилась. Но ведь у нас есть возможность узнать, любим ли мы друг друга. Что же это будет за жизнь, если наше счастье будет зависеть от механического голоса, который разговаривал с нами, когда мы спали и учили французский? Может, возвращаться к тому, что у нас раньше было, смешно. Но я очень счастлива с тобой. Раньше я даже не подозревала, насколько я счастлива. Но если мы остались самими собой, если у нас есть еще наше счастье, мы должны знать об этом. А если нет… — И она разрыдалась.
Я хотел сказать ей: «А если мы перестали быть собой, то какая разница?». Но я увидел угрюмое зловещее лицо Макта и осекся.
Я прижал к себе Вирджинию и вдруг посмотрел на ногу Макта: по ней стекала струйка крови, которую сразу поглощала дорожная пыль.
— Что с тобой, Макт? Ты ушибся? — спросил я.
Вирджиния тоже повернулась к нему. Но он изумленно поднял брови и ответил совершенно равнодушно:
— Нет. А что?
— Кровь! У тебя на ноге.
Он посмотрел вниз:
— А, это. Это ерунда. Просто яйца какой-то птицы, не умеющей летать.
«Ах ты негодяй!» — послал я ему телепатический сигнал, пользуясь при этом нашим общечеловеческим, а не французским. Он в изумлении отступил на шаг, и на меня полился поток мыслей. Но это были не его мысли. Я не знал, откуда они шли: «Добрый человек, уходи отсюда, быстрее уходи, этот человек плохой, очень плохой…» Кто-то — птица или животное — предостерегал меня от Макта. Я послал в ответ «спасибо» и повернулся к нашему спутнику.
Мы уставились друг на друга. «Неужели это и есть „культура“? Неужели мы люди? Неужели свобода подразумевает недоверие, страх, ненависть?» думал я.
Наш спутник мне очень не нравился. В моем сознании всплыли слова, обозначавшие давно забытые понятия: «убийство», «похищение», «безумие», «насилие», «грабеж».
Я никогда не знал, что все это значит, но сейчас я чувствовал, что знаю. Он заговорил со мной очень спокойно. Мы оба хорошо контролировали свои мысли, чтобы не дать друг другу прочитать их телепатически.
— Это ведь была твоя идея… Или идея девушки, по крайней мере.
— Но есть ли хоть капля смысла во всей этой опасной авантюре?
— Смысл есть.
Я легко подтолкнул Вирджинию вперед, чтобы она отошла и не слышала нас. При этом я не переставал контролировать свое сознание, из-за чего почувствовал сильную головную боль.
— Макт, — спросил я его напрямик, — скажи, зачем ты привел нас сюда, или я тебя убью.
Во взгляде его читалась готовность сразиться со мной:
— Убьешь? Ты хочешь сказать, что лишишь меня жизни?
В его голосе не было убежденности. Ни он, ни я понятия не имели о том, как нужно драться, но оба приготовились: Макт — к защите, я — к нападению. И вдруг я снова воспринял чью-то мысль: «Добрый человек, добрый человек, возьми его за шею, не дай ему дышать, сдави, и он станет как разбитое яйцо».
Я последовал этому совету, ни на мгновение не задумавшись, от кого он исходит. Подойдя к Макту, я схватил его за горло и крепко сжал. Он пытался оторвать мои руки от своей шеи, затем попытался ударить меня ногой, но я крепко держал его. Если бы я был членом Содействия или капитаном корабля, я умел бы драться. Но я не умел. Он — тоже.
Все кончилось в тот момент, когда я почувствовал в своих руках тяжесть. Удивившись, я отпустил его: Макт был без сознания. «Неужели умер? — мелькнуло у меня в мозгу. — Наверное — нет, потому что он сел». Вирджиния бросилась к Макту, но он уже растирал себе шею и бормотал:
— Не нужно было этого делать. Не нужно…
Эти слова придали мне сил:
— Скажи, зачем ты привел нас сюда, или я повторю!
Макт криво усмехнулся и произнес, прислонившись головой к руке Вирджинии:
— Из-за страха. Страха.
— Страха?
Я знал это слово, но не знал, что оно значит.
Это что — беспокойство, нервозность, ощущение опасности? Я думал, не блокируя больше свои мысли, и услышал его «да».
