Не всегда стоит знать своё предназначение: бродить в потёмках иногда приятнее, чем булькать в крови. Выздоровела, девочка? Вот вещи, вот порог, и чтоб духу твоего в городе не было!
Так нет же, не послушается, пойдёт сама искать обидчика, подогреваемая злобой и смутным чувством долга. И найдёт. Так что пусть остаётся всё, как есть. Будет рваться в бой — вооружим и научим. Если нет… значит, будет жить долго и счастливо.
Как только Хирург смолк, девушка углубилась в книгу: иди, мол, не мешай. И в дальнейшем вела себя тихо. Иногда он забывал, что не один в квартире, только вечерние визиты Натальи напоминал о гостье.
Последние четыре дня лил дождь, лишь изредка из разрывов туч выглядывало солнце. Оленька начала садиться, прислоняясь к ковру на стене. Сядет так, зажмурится, стиснет зубы и замрёт, а сама — бледная-бледная. Мутит, наверное. Но если войти в её комнату — выпрямится, плечи расправит: ничего, мол, страшного. Мужественная девушка, настоящий боец.
Возвращаясь домой с дежурства на машине, Хирург с удовольствием наблюдал, как редели облака и свинцово-серые лужи окрашивались в голубой. Люди на остановках радовались солнцу, хотя было утро понедельника. Казалось, что даже встречные машины ликуют, поблёскивая отражёнными лучами. Вот и лето, ожиданием которого каждый южанин живёт всю промозглую зиму. С тоской смотрит на дымчатое небо и грезит о солнце.
Среди миллионов людей, озабоченных своими проблемами, суетливых, постоянно куда-то спешащих, суетилась и беспокойная девушка Оля, строила планы, надеялась, ждала. И вдруг — раз — и ни надежд, ни планов. Ещё чуть-чуть, и стало бы на одного человека меньше. Заметил бы это гигантский голем из шестерёнок, крутящихся, на первый взгляд, хаотично? Вряд ли. Но для мироздания любая потеря невосполнима, потому что с каждой смертью схлопывается целая вселенная.
По пути из гаража Хирург снова поймал себя на мысли об Оленьке и только сейчас сообразил, что девушка заняла место в его душе, которое появилось после смерти Полковника. Он покосился на чернильные тучи, собирающиеся на юге, снял пиджак. Ненадолго погода наладилась, вон, как припекает — к дождю! И в пояснице ломит.
Потоптавшись на месте, он вернулся в гараж и сел за руль. Потому что для Оленьки такой день, как первый золотой меж медяков. Чем больше радости будет в её жизни, тем скорее она пойдёт на поправку.
Когда он постучал в её комнату, из-за двери донеслось бодрое «Входите». Девушка сидела на самом краю кровати, держась за спинку, и подставляла лицо солнечному лучу, пробившемуся меж штор.
— Погода замечательная, — Хирург шагнул вперёд и распахнул шторы. — Лето в разгаре.
— Ага, — Оленька попыталась ответить всё так же бодро, но получилось кисло.
— Как ты смотришь на то, чтобы поехать к морю? Или куда ты хочешь?
— К морю… к речке… в лес — куда угодно! — она просияла. — А мне можно? Ты уверен?
— Да. Наталье звонить будешь?
— Она недавно ушла… Мне только сарафан надеть. Там же тепло, да?
— Лето там. Где твой сарафан? Подать? — Хирург расстегнул молнию на подозрительно вздувшейся сумке — миру явилась пёстрая мешанина вещей, которые он складывал аккуратными стопками.
Ольга смутилась.
— Вон он, сверху. Нет, не то, вон же бретелька цвета хаки! Да! — она приняла из его рук бесформенную вещь защитного цвета. — Отвернись, я быстро.
— Погладить, наверное, надо, — сказал Хирург, наблюдая милующихся голубей.
— Он не мнущийся, — донеслось из-за спины. — Ненавижу вещи, которые требуют глажки. Всё, я готова!
Пересадив её в инвалидную коляску, взятую напрокат, Хирург направился к машине. Девушка разместилась на переднем сидении, вцепилась в ручку двери и принялась жадно впитывать ощущения.
Под взглядами любопытствующих соседок, угнездившихся на скамейке, Хирург отвёз коляску домой и плюхнулся на водительское сидение, хлопнув дверью. Девушка встрепенулась, кивнула на старушек:
— А они удивлены.
— Пусть, — Хирург повернул ключ зажигания — мотор заурчал, — если нет своей жизни, пусть живут чужой.
Машина стронулась с места. Следя за дорогой, Хирург украдкой наблюдал за Оленькой: прильнув к стеклу, она смотрела на мир, не мигая. Как будто не городской пейзаж был за окнами, а увлекательный, только ей видимый фильм.
Всю дорогу молчали. Хирург думал, что у этой девушки редкое и очень ценное качество: она не имела привычки фонтанировать словами. Он всегда говорил по существу, праздные женские разговоры его напрягали.
— Если не секрет, куда мы едем? — нарушила молчание Оленька.
— В Балаклаву.
— Не успела там побывать.
— Искренне тебе завидую. Сказочное место.
Миновав окраинные районы, мало отличающиеся от спальных районов других небольших городов, машина проехала центр — пятачок, забитый машинами приезжих, и юркнула в узкую улочку. Оленька по-прежнему молчала. Ей не нужно было говорить, мысли читались на её лице: сначала недоумение, потом — равнодушие, и сейчас — удивление вперемешку с интересом.
Если и есть у города душа, то душа Балаклавы здесь: в старинных двухэтажных домах, прижимающихся друг к другу боками. В проулках, таких узких, что в них едва ли можно разминуться. В опорных стенах из дикого камня, по которым взбираются зелёные змейки плюща. В тенистых двориках, где резвятся ребятишки с волосами, выбеленными солнцем, и хозяйки развешивают бельё на длинных верёвках, прямо над лодками, перевёрнутыми вверх килем.
Если бы не машины в каждом укромном уголке, можно было бы подумать, что время в этом городке течёт медленнее, стоит свернуть за поворот, и покажутся женщины в платьях до пят, с корзинками, наполненными солёной рыбой, и суровые рыбаки, загорелые до бронзы.
— Колоритно как! — выдохнула Оленька.
Хирург промолчал, поворачивая к набережной. Остановился он напротив пирса, возле которого покачивались яхты, и открыл дверь со стороны Оленьки.
— Вау! — воскликнула она, разглядывая скалу, нависающую над бухтой. — А вода-то совсем близко! Прям Венеция!
— Штормов здесь не бывает. Всё лето ходит катер на загородный пляж, обязательно съездим туда чуть позже. Если кидать хлеб в воду с катера, собирается несметное множество чаек. А зимой сюда приплывают лебеди и нырки — чёрные утки с ярко-жёлтыми носами…
Взглянув на Оленьку, он замолчал: она с открытым ртом наблюдала за рыбаками, таскающими рыбу.
— Дельфины загнали стаю ставриды, она клюёт на блесну и просто на голый крючок. По три-четыре рыбки сразу.
— Прямо-таки на голый?
— Да. Балаклава переводится как рыбное место.
