Да, когда-то космические пираты существовали, но вымерли, не оставив последователей. Перехватывать космические корабли — слишком сложно. Овчинка не стоит выделки.
На гипердрайве корабль летит сам. От пилота требуется лишь внимательно следить за зелеными радиальными линиями на масс-сенсоре. Когда узкая зеленая линия, которая отмечала Солнце, удлинилась, я стал очень осторожен по отношению, к обломкам вокруг Солнечной системы.
— Карлос, скажи, насколько большая масса способна привести к нашему исчезновению?
— Величиной с Марс или что-нибудь вроде этого. Кроме того, важно, насколько ты приблизился к ней и насколько она плотная. При достаточной плотности масса может быть не столь огромной и все же выдернуть тебя из вселенной. Не переживай, ты же увидишь ее на масс-сенсоре.
Только на мгновение — а затем нас развернет, и все…
Длинная зеленая линия, отмечающая Солнце, почти касалась поверхности масс-сенсора. И корабль неистово дернулся!
— Пристегнуться! — закричал я, оглянувшись на мониторы гипердрайва. Двигатель не выдавал мощи, и остальные приборы словно сошли с ума.
Я включил окна. В гиперпространстве лучше держать их выключенными, иначе мои пассажиры сошли бы с ума, глядя на «слепое пятно». Звезды! Значит, мы уже в обычном космосе.
— Черт! Они нас все-таки взяли. — В голосе Карлоса не было ни тени испуга или гнева, скорее благоговейное изумление.
Когда я активизировал потайную панель, Аусфаллер закричал.
— Погоди!
Его призыв был проигнорирован. Я перебросил красный тумблер, и брюхо «Хобо Келли» плюнуло огнем.
Зигфрид некоторое время мог объясняться исключительно выражениями из какого-то мертвого равнинного языка.
Две трети «Хобо Келли» удалялись, медленно крутясь. Оставшаяся часть должна была продемонстрировать всем, что это был за корабль: корпус номер два «Дженерал продактс», тонкий прозрачный шпиль триста футов длиной и двадцать футов шириной, с орудиями войны, усыпавшими его новое брюхо. Экраны, которые успели погаснуть, снова ожили. Я включил главный двигатель и разогнал его до полной тяги.
Аусфаллер наконец заговорил на понятном языке, яростно и презрительно:
— Шеффер, ты идиот! Ты трус! Бежим, даже не зная, от чего бежим. Теперь они точно знают, кто мы, — и каковы шансы, что они нас теперь будут преследовать? Этот корабль создавался для специальной цели, а ты все испортил.
— Теперь есть возможность воспользоваться твоими специальными инструментами, — возразил я. — Почему бы не поискать то, что ты хочешь найти?
Он мгновенно стал очень деловитым. Наблюдая, как Зигфрид настраивает экраны контрольной панели, я размышлял. Гналось ли что-нибудь за нами? Теперь нас трудно поймать и еще труднее переварить. Они вряд ли ожидали увидеть корпус «Дженерал продактс». С тех пор как кукольники перестали их выпускать, цена использованного «ДП» поднялась на недосягаемую высоту.
Аусфаллер дал увеличение: три буксира белтерского типа для буксировки железоникелевых астероидов — толстые колбасы, оборудованные мощными двигателями и соответствующими же электромагнитными генераторами. Внешне достаточно безобидные, чтобы преследовать нас.
Секунду назад «Хобо Келли» выглядел достаточно мирно, а теперь его брюхо ощетинилось оружием. Первое впечатление иногда бывает обманчивым — это касается не только людей, но и буксиров.
Карлос нарушил затянувшееся молчание:
— Би, что происходит?
— Откуда мне знать, черт побери?
— Что показывают приборы?
Он, должно быть, имел в виду комплекс гипердрайва. Пара индикаторов сошла с ума, еще пять были мертвы. Я сообщил ему об этом.
— И драйв совсем не дает тяги. Никогда не слышал о чем-нибудь подобном. Теоретически это невозможно.
— Я… хочу взглянуть на двигатель.
— Имей в виду, в трубах доступа нет каютной гравитации.
Аусфаллер оставил в покое уменьшавшиеся буксиры, наведя радар на нечто, похожее на большую комету. Но и за скоплением газов шарообразной формы не прятался флот разбойничьих кораблей.
— Ты проверил буксиры дальним радаром? — спросил я.
— Конечно. Потом изучим запись во всех подробностях.
Никто не атаковал нас после того, как мы покинули гиперпространство. Теперь я повернул корабль к Солнцу; что ж, эти потерянные десять минут в гиперпространстве добавят три дня к нашему путешествию.
— Если это были враги, то ты их спугнул. Шеффер, эта миссия и этот корабль стоили моему отделу громадной суммы, и в результате мы ничего не узнали.
— Ничего, — сказал Карлос. — Все-таки я хочу увидеть двигатель. Би, ты сможешь снизить до одного «же»?
Мы ползли по трубе доступа чуть большего диаметра, чем ширина плеч рослого мужчины, между помещением для двигателя и окружающего топливного резервуара. Карлос достиг наблюдательного окна и заглянул в него. Послышался тихий смех.
Что здесь можно увидеть смешного?
Продолжая хихикать, Карлос отстранился от окна. Я глянул вниз.
Двигателя в отсеке не было.
Я прополз через ремонтный люк и внимательно осмотрелся кругом. Ничего… даже выходного отверстия нет; срезы кабелей блестели, словно крошечные зеркала. Воображение услужливо подсунуло мне соответствующую картину: амебообразное чудовище с огромным ножом… чик! Готово!
Аусфаллер не поверил нам и отправился вниз удостовериться лично. Мы с Карлосом ждали его у пульта. Какое-то время Карлос разражался всплесками хихиканья. Затем он впал в сонное безразличие, которое меня еще более раздражало.
Какие мысли бродят в его голове? Я пришел к неутешительному выводу, что никогда об этом не узнаю. Несколько лет назад я проходил тест, надеясь получить партнерскую лицензию. Но я вовсе не гений и смог только определить, что Карлос думает о том, чего мне недостает. Вряд ли он мне об этом скажет прямо, а я слишком горд, чтобы спросить.
Зигмунд вернулся с таким лицом, будто повстречал призрака.
— Исчез! Куда он мог исчезнуть? Как это могло случиться?
— Я могу ответить, — радостно сообщил Карлос. — Это требует исключительно высокого гравитационного градиента. Мотор его достиг, свернул вокруг себя пространство и перешел на более высокий уровень гипердрайва, которого мы достичь не смогли. Сейчас он возможно где-то на краю Вселенной.
— Ты уверен? — спросил я.
— Я уверен только в том, что наш двигатель исчез. При низком гравитационном градиенте двигатель унес бы с собой весь корабль и рассеял бы его атомы вдоль своего пути, пока бы ничего не осталось, кроме поля гипердрайва.
