Совсем рядом деловито сновали люди, раздавались оживленные голоса, разбрызгивая лужи, проносились какие-то машины.
Впитывая ночные запахи, звуки, видения, крепко взявшись за руки, они шли по возбужденной земле.
Их никто не встречал. Но это было не важно. Ведь никто, почти никто на всей огромной Земле не знал, что они прилетели.
Бесшумно — лишь шелест мокрого бетона под колесами — подкатил микроавтобус экипажа. Парни, весело толкаясь, полезли с дождя в его уютно освещенное нутро. Капитан задержался на подножке, выглянул в ночь:
— А где же…
— Вон они, идут, — рыжий межпланетчик, круглолицый крепыш, улыбнулся, кивнул на полосу. — Позвать, командир?
— Давай, Вася, сбегай, — капитан, привычно хмурясь, куснул длинный ус. — Промокнут напрочь.
— Слышь, постой, — молодой, но покрытый такой нередкой среди межпланетчиков сединой, бортрадист поймал рыжего за рукав. — Командир, слышь? Погоди. Пусть они… Это ж раз так бывает… в жизни.
А они шли молча, будто невесомо парили, приближаясь к уже близким огням космопорта. И воздух был пронзителен и тягуч, переполненный привкусом прели, опавшей с ночных деревьев листвы, расчавканной жирной земли, уже не принимавшей влаги.
Они шли и не замечали, что следом в отдалении медленно катится маленький автобус с притушенными фарами.
— Располагайтесь пожалуйста! — гостиница научного центра сияла чистотой. Начальник смены, молоденькая девушка в униформе, предупредительно открыла перед ними дверь холла, в который выходили несколько дверей. — Вот здесь ваши комнаты, душ, в шкафах белье, одежда, если захотите переодеться. Ужин можно заказать по видеофону. Будет желание — внизу, на первом этаже, бар. Отдыхайте!
Дверь закрылась. Улыбаясь, они прошли вглубь холла, скользя глазами по обстановке. На полу в вазе — живые цветы. Гвоздики. Красные живые гвоздики! Откуда-то доносилась тихая музыка, приглушенно прозвучали голоса под окном.
Душ освежил. Осталось приятное чувство отступившей усталости и легкого голода: будто и не было ничего — просто прогулялись перед сном по осеннему парку. За окном в отсветах редких огней шелестела ночь.
— Слушай, — сказал он. — Давай сбежим! До Города отсюда час езды.
— Как, прямо так? Надо бы переодеться…
— Ерунда, — он совсем по-мальчишески подмигнул. — Пусть знают наших!
— Док будет ворчать.
— Док — человек, он поймет.
Они потихоньку вышли в коридор, минуя эскалатор, спустились по лестнице. В гостинице было безлюдно, и только из бара доносились оживленные голоса, музыка, звон посуды. Никого не встретив, они благополучно добрались до выхода и бегом выскочили в прозрачную стеклянную дверь.
В лица пахнуло душистой сыростью. Переглянулись:
— Бежим?
— Вперед!
Полутемным сквером вышли на пустынную автостанцию — мелкий дождик разогнал поздних прохожих. Кто хотел приехать в Научный городок — уже приехали, отъезжающих в такое время, видимо, не нашлось, и у перрона стояло достаточно пустых трансмобилей. А им нужен был всего один.
Они забрались на переднее сиденье, обтекаемая дверца бесшумно захлопнулась.
— Фантастика… — услышал он шепот и, улыбнувшись, положил руки на клавиши управления.
— Не забыл?
— Кажется, нет.
Трансмобиль плавно тронулся, и набирая скорость, по пологой дуге вырвался на шоссе. Огни городка уплыли в темноту. Магистраль была пустынна, ее блестящая в свете фар мокрая лента рассекала мелькающие за окнами перелески. За стеклами все сеял дождь, мгновенно снимаемый очистителями с лобового обтекателя. В машине было тепло и уютно, мягким светом светились приборы управления. Красная полоска спидометра поползла к предельной отметке.
— Да ты лихач!
Он снова улыбнулся:
— Соскучился по скорости…
— Ох и достанется нам от Дока!
Далеко впереди возник сияющий свет встречной машины, вырос, мелькнул, и снова ночь. Тишина — лишь шелест колес да дробь дождя по обтекателю.
— Хорошо!
— Наши должны быть в Городе, — сказал он. — Октябрь уже, полевой сезон закончился.
— Если не улетели куда-нибудь на юг. Знаешь, у нас на Алькероко сейчас весна.
— Разделаемся с врачами, махнем на Алькероко, — сказал он. — Это ж только подумать — на Алькероко!
Еще не видимый, Город возник за холмами высоким сиянием, подсвечивающим нависшие дождевые облака, и вдруг раскрылся с перевала гигантской россыпью разноцветных огней. Еще немного, и он обступил их своей празднично расцвеченной громадой.
Они оставили трансмобиль на центральной станции и вышли на улицы. Город сиял витринами магазинов, рекламными огнями, шумел многолюдными, невзирая на дождь, тротуарами.
— Смотри, сколько людей! Праздник, что ли?
— Не должно бы… Извини, амиго, — остановил он высокого мужчину. — Сегодня что, какой день?
— С утра суббота была, — мужчина удивленно вскинул глаза, но видимо, торопился, улыбнулся, поспешил дальше.
— Вот видишь, суббота! Пойдем, тут, кажется, недалеко.
— Пойдем…
Ошеломленные бурлящей вокруг жизнью, они пробирались по улице, не в силах совладать с подступившим нетерпением.
— Теперь сюда, — он остановился перед до боли знакомой решеткой. Полуоткрытая калитка, лужа в самом проходе. — Неужели пришли!
Они стояли перед калиткой, не решаясь переступить ее черту.
— Мне все время кажется, что я сейчас проснусь, — хрипло сказал он. — Даже лужа та же!
Сколько раз он перепрыгивал через нее, чтобы, пройдя под деревьями детской площадки, вбежать в полутемный подъезд дома в глубине двора. Сколько раз! И как давно это было.
— Слушай, — он вдруг хлопнул себя по лбу. — Вот идея! Давай забежим в магазин, тут рядом. Вина возьмем. Они ведь не ждут.
— Выдумщик ты!
— Нет, у нас обычай такой, — они уже шли назад по улице. — Мы, когда возвращаемся из полей, всегда приносим по количеству новых пещер. Или вообще, но не меньше трех!
— Вино… Это что-то из далекого прошлого, да? Ты понимаешь?
— Нет, — сказал он.
— И я… Я просто сплю и вижу волшебный сон. И…
— Тс-с-с! — он оглянулся по сторонам. — Не спугни. Вдруг проснешься!
И засмеялся, ощутив горячее пожатие в своей огрубевшей ладони.
Не разнимая рук, они вошли в магазин и остановились, осматриваясь. И на них смотрели. Оживленные субботние посетители невольно задерживали взгляды на их необычных одеяниях, на сияющих внутренним светом лицах. В нарядном окружении толпы они были резко контрастны, как вход пещеры на белоснежном утесе. Но поношенные выцветшие до неузнаваемости комбинезоны только подчеркивали уверенность движений. И столько спокойной силы было в каждом, такой радостью лучились обветренные лица, что даже случайному взгляду приоткрывалось нечто, дающее право этим людям без стеснения идти по субботнему вечеру в видавшей виды глубинной униформе, выбирать вино, улыбками отвечать на взгляды, приобщая каждого к необъятности переживаемого ими момента.
