Люди из Компании Сейфов и Хранилищ приступили к работе, но не раньше, чем оба ювелира получили от президента банка подписанную и засвидетельствованную гарантию возмещения убытков (министру они не доверяли). И вот прочная сталь и железобетон обнажились, и мы начали бурить заднюю стену банка.
— Время бежит, — сказал я.
Рэйзин вызвал всеобщее раздражение, заявив:
— Фантазии, друзья мои, одни только фантазии заставляют нас так потеть. Принимая во внимание все обстоятельства, думаете ли вы, что мегатонна, или тиранотонна, или ультимон могут причинить нам — лично нам — больше вреда, чем, скажем, фунт динамита?
К пяти часам утра мы проделали брешь в стене. Я сказал:
— Прекрасно. Теперь не о чем беспокоиться. «Фтор восемьдесят плюс» не сможет взорваться.
И когда я предложил выпить по чашке горячего чая, мосье ле Кэ попытался меня задушить.
Но люди продолжали работать, пока отверстие не достигло около двух футов в диаметре; и тогда самый низкорослый из них взял мой ключик, протиснулся сквозь дыру и вернулся с содержимым моего отделения в сейфе — маленьким бумажным пакетиком с «фтором восемьдесят плюс».
Я показал Франкенбургу, как сильно он уменьшился в объеме.
— Клянусь Богом, мы были на волоске от гибели, — сказал я.
Вы думаете, на этом дело и кончилось? Вы жестоко ошибаетесь. Потому что в эту безумную ночь, пока все полицейские в Сабль де Фесс и его окрестностях стояли на страже у банка и Моникендама, банда грабителей проникла в галереи принца Мамелюка, где хранилась одна из четырех самых крупных в мире коллекций произведений искусства.
Воры очистили ее не спеша, с полным комфортом. Они похитили бесценное собрание античных драгоценностей, трех Рембрандтов, четырех Гольбейнов, двух Рафаэлей, одного Тициана, двух Эль Греко, Вермеера, трех Боттичелли, Гойю и Греза. Мне сказали, что это была величайшая за все времена кража произведений искусства. И что страховое агентство Ллойда предпочло бы потерять флот трансатлантических лайнеров, чем ту сумму, на которую были застрахованы эти картины и драгоценности.
Вообще-то, если вдуматься, мне повезло, что меня отправили обратно в Англию и взяли под стражу.
Если б у меня была хоть капля здравого смысла, я бы, конечно, помалкивал об этом проклятом «фторе восемьдесят плюс». В сущности, я сам себя сделал арестантом. Они считают меня — ведь это ж надо придумать! — законченным пустомелей и болтуном. Как будто «фтор восемьдесят плюс» — это просто какая-нибудь болтовня! Черт побери, вы сами можете его приготовить. Возьмите 500 граммов плавикового шпата…
Ох-ох! Боюсь, это пришли двое моих приятелей. Придется мне теперь покинуть вас, сэр… Спокойной вам ночи.
Брюс Джей Фридман
УБИЙЦА В ТЕЛЕВИЗОРЕ (Пер. с англ. В.Устинова)
Сначала мистер Ордз заметил только, что у церемониймейстера, или звезды телевизионного шоу, на голове был дрянного качества парик нелепой конусообразной формы. Программа, похоже, была задумана как полуночная «беседа», перемежающаяся песенками в исполнении некой Конни. Певичка сопровождала свои вокальные потуги тщательно хронометрированными жестами — один жест для того, чтобы передать страсть, другой — игривость и третий — наивность и первую любовь. Программа была незнакома мистеру Ордзу, хотя это не имело никакого значения, поскольку главной задачей было избежать возвращения наверх к миссис Ордз, пышнотелой женщине, открывшей для себя секс на пороге сорокалетия. Каждую ночь в бигуди она ожидала мистера Ордза, чтобы тот пришел и раскрыл ее тайны, а она, по ее словам, могла бы потерять над собой контроль и явить миру настоящее «я». Мистер Ордз уже несколько раз имел возможность познакомиться с ее настоящим «я», и сейчас старательно избегал новых открытий.
На сцену вышли четыре танцора, которые окружили певицу и, прищелкивая пальцами, затянули припев: «Ну, разве она не милашка?» В финале номера они не слишком ловко водрузили Конни на плечи.
— Разве она не сногсшибательна? — спросил церемониймейстер, подвинув вперед свой стул. Декораций в студии почти не было — только голая стена, вдоль которой было поставлено несколько стульев — обстановка в стиле «интеллектуального» разговорного шоу.
— Я бы тоже хотел сшибить тебя с ног. А потом стукнуть по башке чем-нибудь тяжелым, — сказал церемониймейстер, — но не могу этого сделать. Поэтому придется разделаться с тобой другим способом.
Мистер Ордз хмыкнул. Это был смех, долженствующий выражать удивление с некоторой долей шока. Кроме того, мистер Ордз таким образом прочищал носовые ходы.
— Ну, так вот, — продолжил церемониймейстер, — с помощью Конни я поймал тебя на крючок, хотя и без нее мог бы привлечь твое внимание, раз уж ты включил телевизор. А сейчас слушай меня внимательно. Мне отпущена ровно неделя на то, чтобы убить тебя. Иначе я не получу своего спонсора.
— А интересно, что вы так легко попадаетесь на этот фокус с церемониймейстером и прочими телевизионными параферналиями. Постарайся понять меня хорошенько. Я не собираюсь сделать так, чтобы ты сдох от смеха или радости. Клянусь Богом, я собираюсь остановить твое сердце, Ордз, заставить тебя умереть. Я тебя изучил и знаю, что могу это сделать.
Мистеру Ордзу послышалось, что человек сказал «остановить весь этот сыр-бор», но церемониймейстер повторил:
— Сердце, Ордз. Остановить твое сердце, Ордз… Ну, хорошо, в таком случае, мистер Ордз. Ради Бога, слушай внимательней. Я же тебе сказал — у меня времени — одна неделя.
Мистер Ордз несколько раз переключил каналы. Но единственное, что он мог в два часа ночи найти по другим каналам, была таблица настройки. Он отыскал «Телегид» двухнедельной давности и убедился, что на это время во вторник не значилось никакого телевизионного шоу. После этого он позвонил в полицию.
— У меня по телевизору идет какая-то ненормальная программа, — сказал он, — и я подумал, может быть, вы заглянете ко мне.
— Подождите до утра и посмотрите. Наверняка она сама пройдет, — ответил ему полицейский. — Мы не можем разъезжать по всякому поводу.
— Хорошо, — согласился мистер Ордз. — Но я никогда не вызываю полицию, а тут в самом деле какая-то чертовщина.
Пришлось ему идти спать. Ложась, он легонько похлопал жену по плечу и прошептал: — По телевизору идет какая-то ерундовина. — Но, когда она встрепенулась конвульсивно, мистер Ордз забился в угол постели и притворился, что его там не было.
На следующий вечер мистер Ордз с головой ушел в книгу по грогам Шотландии и допоздна просидел за чтением. Но в два часа ночи он отложил книгу и включил телевизор.
