Матильда рассмеялась в очередной раз и, увидев серьезность намерений штурмбанфюрера, сообщила назойливому собеседнику:
— Фу, какая глупость! Уверяю вас, Бруно, что Штайнер как мужчина мне безразличен. Я лишь позволяю ему ухаживать за мной.
— Зачем вам это нужно? — резко спросил Вагнер.
— У женщин существуют свои секреты, о которых я пока хотела бы умолчать.
— В таком случае представьте, что я священник, а вы на исповеди. Как бы вы повели себя в подобной ситуации?
— Пожалуй, священнику я рассказала бы все без утаивания.
— В таком случае говорите. Перед вами бывший католический священник.
Бруно достал из внутреннего кармана фотографию и показал ее женщине. Матильда посмотрела на фото и в облике молодого священника, смотревшего с фотографии, обнаружила знакомые черты своего собеседника. Она поняла: наступил момент, когда надо говорить правду.
— Весьма кстати, господин священник, вы предложили мне исповедаться, ибо многие годы на душе у меня висит тяжелый груз.
Она увидела приближающегося мужчину, в котором узнала своего супруга.
— Почему вы замолчали, дорогая Матильда? Исповедуйтесь передо мной. Я вас внимательно слушаю, — строго произнес Вагнер, уже входя в роль священника.
Обрывок последней фразы услышал подошедший барон.
— И какую же исповедь вы хотите услышать от моей жены, господин неизвестный? — спросил он своим низким громовым голосом.
На лице штурмбанфюрера застыло идиотское выражение лица. Осознав, кто перед ним находится, Бруно вскочил со стула и представился:
— Я штурмбанфюрер СД Бруно Вагнер. Простите, господин барон! Вы меня неверно поняли. Я рассказывал баронессе новый анекдот.
— Да, господин Вагнер. Я вас прекрасно понял! Вместо того чтобы в рабочее время заниматься делом, вы пьянствуете и, более того, пытаясь ухаживать за моей женой. Вы принуждаете ее исповедоваться вам.
Барон взял со стола фотографию священника и внимательно на нее посмотрел, а затем, положив ее в карман, заявил:
— Этого я так не оставлю. О данном инциденте я вынужден буду подать рапорт в канцелярию фюрера. Я уверен, что необходимо служебное расследование.
Вагнер стоял навытяжку. Он с побелевшим лицом с мольбой смотрел на барона, а его голова перестала что-либо соображать. Он видел, как барон и баронесса проследовали на выход в сопровождении гауптштурмфюрера Альфреда Бергера.
* * *
Штурманфюрер Вагнер, волнуясь, рассказывал о проведенной встрече в ресторане «вавилон». Внешнее безразличие, с которым Гейдрих слушал своего подчиненного, говорило о многом и, главное, о том, что в любых непредвиденных ситуациях он умел держать удар. Гейдрих смотрел на раскисшую физиономию Бруно Вагнера и в душе своей чувствовал омерзение к этому человеку.
— Вы не справились с элементарным заданием. Вы полностью провалили это дело. О чем с вами еще можно говорить? Штайнер вас напрямую вывел с интересной фигуранткой, а вы так идиотски подставились и в сложной ситуации не могли выкрутиться.
— Господин группенфюрер, теперь я все понял. Меня попросту подставили. Я убежден, что эту западню с бароном мне организовал Штайнер. Разрешите мне исправить положение. Уверяю вас, я сумею его вывести на чистую воду. От Штайнера я не ожидал подобного коварства, теперь я знаю, он беспринципный авантюрист, способный лишь на грязные провокации. Дайте мне шанс, и я уничтожу Штайнера его же методами.
— Нет, Бруно, слишком поздно, Генрих обыграл вас вчистую и прикрылся бароном, как щитом. Вы не способны к сложным многоходовым комбинациям, а поэтому будете переведены в одну из провинций. Теперь мне лично придется выслушивать нарекания Гиммлера и выправлять ваши художества.
— Я сожалею, господин группенфюрер. Прошу простить меня, но я этого так не оставлю. Поверьте, я смогу рассчитаться с Генрихом Штайнером.
— Вы так ничего и не поняли, Вагнер. Не вздумайте этого делать. Штайнер вам не по зубам, и не забывайте, что он наш секретный сотрудник и без моего приказа никто не смеет к нему приближаться.
— Слушаюсь, группенфюрер, — отреагировал окончательно униженный штурмбанфюрер Вагнер.
— Я вас больше не задерживаю, прощайте, — высокомерно произнес Гейдрих.
Штайнер ждал Бергера в беседке, расположенной в саду между двух цветущих лип. Он с наслаждением вдыхал аромат липового цветения под звук жужжания пчел, которые увлеченно занимались сбором нектара и не обращали на него внимания. Сквозь это многообразное жужжание он услышал отдаленную мелодию известной берлинской песенки: «Пока стоят липы… Берлин остается Берлином!.» Вдруг позади себя он услышал знакомую неторопливую речь: — Сегодня с уверенностью можно сказать, что слова этой песенки полностью оправдались. Повсюду в Берлине и в его окрестностях ощущается сладкий аромат цветения липы.
Генрих обернулся и увидел своего гостя. В том же тоне он ему ответил:
— Да, Альфред, эта превосходная песенка среди великолепных лип достойна восхищения.
— Когда я слышу эту песню, меня охватывает чувство гордости за Берлин, — произнес Бергер.
— Ты здесь родился? — спросил с нескрываемым удивлением Штайнер.
— Моя мать — коренная немка, из этих мест. Она родилась на Ляйпцигерштрассе, — уклончиво ответил Бергер.
— Мне нравится тот район. Я люблю иной раз прогуливаться по Фридрихштрассе. Они находятся рядом, — сказал Генрих.
— Да, ты прав, там замечательные места. Я сам люблю бродить по этим улицам, представляя, как когда-то давно, еще девочкой, по ним бегала моя мать. Генрих, ты хорошо здесь ориентируешься, — произнес гость.
Последнюю реплику Штайнер оставил без внимания. Он думал, с чего необходимо начать, чтобы не испортить вечер и предстоящая беседа вызвала взаимный интерес. Размышляя об этом, он машинально предложил:
— Проходи, Альфред, и присаживайся в беседке, там можно будет откровенно поговорить и не бояться, что нас кто-либо может подслушать.
— А я за собой не чувствую грехов, чтобы мне следовало кого-то опасаться, — солгал гость, пытаясь выглядеть независимым.
— Сомневаюсь, на прошлой нашей встрече я наблюдал обратное.
— С тех пор многое изменилось.
— Что именно?
— Вагнер смещен с должности и направлен с понижением куда-то на север, и теперь, как ни парадоксально, его место занял я.
— Очень рад за тебя, — произнес Генрих.
— Не настолько я рад этому назначению, чтобы чувствовать себя уверенным в новом качестве. Не нравятся мне такие резкие падения и подъемы. Они чреваты крупными осложнениями. Работать в прямом контакте с Гейдрихом опасно для здоровья.
