Ханни не поняла, как оказалась там, но сразу же узнала это место.
Однажды она ездила туда, когда Стефан отправился во Франкфурт, – там открывался новый магазин. Она путешествовала в поезде, а от станции – на автобусе, в котором было совсем мало пассажиров, все иностранцы, как ей показалось, кроме нее. Им пришлось подождать, пока водитель не вернется из закусочной. Он вышел, вытирая широкой ладонью пухлые губы, и внимательно посмотрел на пассажиров, прежде чем сесть за руль. Она почувствовала, что его взгляд задержался на ее лице, но решила, что ошиблась. Прошло время таких взглядов, и он не мог увидеть маленький букетик цветов у нее в сумке, завернутый в папиросную бумагу.
Стоял жаркий сухой летний день, и дорога казалась бесконечной. Другие пассажиры – двое французов и четверо американцев – муж с женой лет пятидесяти и две женщины постарше – шептались между собой, но голоса терялись в шуме мотора. Ей бы хотелось, чтобы пассажиры говорили нормальными голосами, а не шептались, как на чьих-то похоронах.
Наконец они прибыли на место, и водитель, ковыряясь в зубах, задумчиво смотрел на них, когда они выходили. У забора росла высокая трава, по углам стояли деревянные вышки. Прямо впереди посетителей ждали открытые ворота, которые не закрывались вот уже семь лет. Издевательская надпись все еще сохранилась над входом и почему-то наполнила ее сердце трепетом. «Они читали ее, – подумала она, входя в ворота. – Наверное, они видели все то, что вижу сейчас я».
Это было единственное место, где ощущалась связь с ними.
Она зашла внутрь и вместе с остальными ходила по территории, но все это не вызывало в ней никаких чувств. Даже душевые комнаты и печи. Ничего особенного. Здесь не осталось о них памяти. Даже положить цветы было негде, и Ханни вернулась к входу, чтобы оставить их там. Когда она оглянулась, то увидела, что за ней наблюдает водитель. Он не сводил с нее глаз, пока она не села в автобус. Его лицо ничего не выражало, когда он посторонился, пропуская ее. За ней шли две американки.
– Невозможно поверить, – говорила одна из них. – Я просто не могу это представить себе.
Ханне нужно было верить или пытаться представить себе. Она видела, как это происходило. Она вместе с другими стояла в строю во время переклички на рассвете холодного зимнего дня и слышала их голоса, откликавшиеся на свои фамилии. Женщина в форме шла вдоль строя, считая ряды. Она была худой и изможденной, и на первый взгляд могло показаться, что ей тоже приходится голодать, как и остальным. Ее глаза на мгновение встретились с глазами Ханни. Суровое и волевое лицо излучало ненависть и презрение. В переднем ряду одну женщину с двух сторон поддерживали другие. Надзирательница подошла к ней, молча постояла, а потом внезапно ударила палкой, которую носила с собой. Женщина упала на промерзшую землю. Надзирательница пошла дальше, а женщина так и осталась лежать там. Она была мертва, а ее невидящие глаза смотрели в темное небо.
За этим последовало новое построение и завтрак – горячая похлебка и маленький кусочек серого хлеба. Короткая передышка перед работой. Ханни попыталась найти лица, которые помнила с детства, – тетя Мириам, тетя Сара, тетя Ева, Ивчин и Рут, Софи и Эстер. Они, конечно, изменились – кожа плотно обтягивает кости, как я у всех вокруг, но она была уверена, что узнает их.
Обезумев от горя, она искала, понимая, что у нее мало времени, что невозможно рассмотреть все лица. Она ведь для этого здесь – зачем же еще? Чтобы увидеть их, пусть только один раз, пусть на одно мгновение. Зачем же еще преодолевать пространство и время и оказаться в этом ужасном месте? Высокая сгорбленная фигура вдалеке показалась ей похожей на тетю Сару – Ханни помнила, что именно так тетя стояла во время Бар Митцва Бенни. Но женщина повернулась, и Ханни поняла, что ошиблась.
От ветра гудела колючая проволока. Ханни прижимала руки к груди, стараясь их согреть. Она замерзла, как и остальные, и едва не падала от истощения. Возможно, она ошиблась. Возможно, она оказалась здесь не для того, чтобы найти их, а чтобы страдать и умереть здесь вместе с ними. Даже если они умерли вчера или умрут завтра. Только…
Вспомнив о нем, как иногда вспоминала, просыпаясь после кошмарного сна, она очень обрадовалась. Не то чтобы все для нее изменилось. Но он, что бы ни случилось, был реальным. Думая о нем, она знала, что он гдето в лагере вместе с ней. Она здесь, и она может найти его. В мужском лагере? Она побежала к колючей проволоке. Между двумя заграждениями была ничейная земля. По крайней мере, она могла смотреть на него и улыбаться.
Он увидел ее в тот же миг, что и она его. Они пошли навстречу друг другу, их разделяли два ряда проволоки, и она поняла, что он оказался здесь совсем недавно. Он казался счастливым, и это насторожило ее. И только потом Ханни увидела форму, которая была на нем…
Он прочитал ужас в ее глазах, а затем в полном отчаянии посмотрел на себя.
Когда она проснулась, дом перестал качаться. Слышно было только их дыхание. Она проснулась, потому что ее правая рука, лежащая под ним, затекла. Черри открыла глаза и увидела, что Мэт не спит и смотрит на нее.
– Ты спала, – сказал он ей.
– Я знаю. Долго?
– Нет.
– Рука затекла. А так я чувствую себя прекрасно. Просто здорово.
– Я кое о чем подумал.
– О чем?
– Наверное, я проживу еще лет пятьдесят. Это семнадцать тысяч двести пятьдесят дней и ночей. Впереди у вас очень много ночей.
– Ты ошибаешься.
Он смущенно посмотрел на нее. Но она улыбалась.
– А как насчет тех дней, когда мы будем болеть?
– Предположим, их будет пятьдесят. Остается семнадцать тысяч двести.
– Я думаю, мы оба здоровы. Ты имеешь в виду это?
– Что это?
– Что ты хочешь на мне жениться?
– А что же еще?
Она взяла его за ухо и нежно потянула к себе.
– Ну, а люди скажут, что это сумасшествие, что мы почти не знаем друг друга, что это не больше чем увлечение. Вот что они скажут.
– А какое вам до них дело?
Она посмотрела на его незнакомое и в то же время знакомое лицо. Что изменилось? Теперь она могла глядеть на него с любовью, верой и надеждой. Она увидела его искренность и простоту, почувствовала тяжесть того, что должна сказать ему. Но это не остановило ее, она ничего не собиралась от него скрывать.
– Я ведь у тебя не первая, не так ли? – спросила она.
– Нет.
– Сколько их было?
– Две, – ответил он просто. Немного помедлив, добавил: – Одна из них – проститутка.
– А меня однажды ночью трахали пять парней.
На его липе появился не ужас, а только смущение.
– Ты хочешь сказать…
– Нет, это не было изнасилование. Я добровольно пошла с ними. Мне было пятнадцать лет.
