Джим решительно обхватил Бэбкока рукой и повел к автобусу. Просто удивительно, до чего чужая беда заставляет забывать о собственных невзгодах. Как только он, прихрамывая на правую ногу, вышел из ворот Святого Стефана и увидел «скорую», то мгновенно забыл о своих страхах – он решил, что на носилках, которые несут санитары, лежит его жена Кэт. Но то была всего лишь мисс Дин. Бедная, жалкая мисс Дин. Слава богу, не Кэт!
Автобус с шумом тронулся с места, и в одном из окон проплыло бледное лицо несчастного Бэбкока, проводившего Боба и Джима грустным взглядом.
– Ну, пастора отправили, значит одно дело сделано, – сказал Джим Фостер. – Что за напасть, ничего себе положение! Как жаль, что с нами нет полковника. Его энергия нам бы не помешала.
– Меня очень беспокоит Робин, – сказал Боб. – Я велел ему дождаться нас с пастором у храма Гроба Господня, но, когда мы вышли, он куда-то делся.
– Делся? В этом столпотворении? – Джим в ужасе смотрел на Боба.
И тут, к своему несказанному облегчению, он увидел, что из ворот Святого Стефана выходят его жена и Джил Смит. Он бросился к Кэт.
– Слава богу, ты пришла, – выпалил он. – Нужно отвезти мисс Дин в больницу. Она уже в машине. По дороге я все объясню. Кругом сплошные неприятности: Бэбкок заболел, Робин пропал. Не день, а черт знает что.
Кэт схватила его за руку:
– А ты? С тобой все в порядке?
– Да, да, я в полном порядке. – И, даже не взглянув на Джил, он потянул Кэт к машине «скорой помощи».
Какое-то время Боб раздумывал, как ему поступить, затем повернул голову и увидел, что Джил стоит рядом.
– Где ты была? – спросил он.
– Не знаю, – устало ответила она. – Кажется, в каком-то саду. Я искала тебя, но не могла найти. Со мной была Кэт. Она очень беспокоилась за мужа. Он не выносит толпы.
– Как и все мы, – заметил Боб, – но мне придется туда вернуться. Потерялся малыш Робин, и я должен его найти. Больше некому.
– Я пойду с тобой.
– Правда? Ты же совсем измучена.
Фостеры садились в «скорую». Загудела сирена, зеваки разошлись. Джил подумала о бесконечно длинной, извилистой улице под названием Via Dolorosa, о поющих паломниках, кричащих торговцах; представила себе повторение сцены, увидеть которую еще раз она не хотела бы ни за что на свете, шум, суету…
– Я выдержу, – сказала она. – Раз мы вместе, дорога не покажется такой долгой.
Робин блаженствовал. Будучи предоставлен самому себе, он всегда испытывал радость свободы и прилив сил. К тому же ему порядком надоело тащиться за паломниками, которые то и дело опускаются на колени. Да и шли они совсем не туда. Город столько раз сносили и перестраивали, что он теперь совершенно не похож на тот, каким был две тысячи лет назад. Единственный способ восстановить его в прежнем виде – это снести снова, после чего копать и копать, пока не обнаружатся все старые фундаменты.
Может быть, он станет археологом, когда вырастет, если не ученым, как его отец. Эти две профессии очень похожи, решил Робин. Во всяком случае священником, как мистер Бэбкок, он не станет. Нет-нет – это не для нашего времени. «Сколько еще они пробудут в храме?» – размышлял он. Возможно, несколько часов. Храм битком набит священниками и паломниками. Все они хотят молиться и, конечно, натыкаются друг на друга. Представив себе такую картину, он рассмеялся, а рассмеявшись, захотел в туалет. Бабушка не выносит слова «туалет», но в школе все так говорят. И поскольку настоящего туалета поблизости не было, Робин облегчился, встав у стены храма. Затем сел на ступеньку, вынул карты и разложил их на коленях. Дело в том, что Иисуса содержали либо в Антониевой крепости, либо в Цитадели. Возможно, и там, и там. Но которое из двух мест было последним, откуда он с двумя другими осужденными отправился на Голгофу, неся на спине свой крест? Из Евангелия это неясно. Его привели к Пилату, но Пилат с одинаковым успехом мог пребывать как в одном, так и в другом месте. Пилат передал Иисуса первосвященникам на распятие. Но где они ожидали его? Вот в чем суть! Они могли ждать его во дворце Ирода[115], там, где стоит Цитадель. Тогда Иисус и два разбойника вышли из города через Иоппийские ворота. Робин заглянул в другую карту. Теперь ворота называются Яффскими; Иоппия, Яфо, Яффа – все зависит от того, на каком языке говорить.
Робин посмотрел на дверь храма. «Они еще долго пробудут там», – подумал он и решил пойти к Яффским воротам проверить правильность своей догадки. Это не очень далеко, и с современной картой он не заблудится. Минут через десять Робин подошел к воротам и остановился, чтобы осмотреть местность. Снаружи стояли машины, входили и выходили люди – совсем как у ворот Святого Стефана в противоположном конце обнесенного стенами города.
Конечно, главная сложность заключалась в том, что вместо голого склона и садов, как две тысячи лет назад, здесь пролегала оживленная магистраль и широко раскинулся современный город. Робин снова заглянул в карту древнего Иерусалима. В былые времена у северо-восточного угла города высилась могучая Псефинская башня – та самая, которую приезжал осматривать император Тит, когда в семидесятом году по Рождеству Христову стоял с легионами римлян под Иерусалимом, перед тем как захватить его и предать разграблению. На ее месте построили какой-то Collège des Frèrès[116]. Хотя подождите… Collège des Frèrès, или отель «Рыцарский дворец»? Впрочем, не важно: все равно это в Старом городе. Значит, опять какая-то путаница – ведь городские стены и те перестроены. «Я воображу, – сказал про себя Робин, – будто я – Иисус Христос и только что вышел из Иоппийских ворот. Вместо улиц – голый склон и террасы садов. В саду людей не распинают, выбирают место где-нибудь подальше, тем более перед Пасхой. Иначе начнутся беспорядки, а возмущений и без того хватало. Так что Иисусу и двум другим осужденным пришлось проделать немалый путь. Поэтому Симона Пахаря – наш директор сказал мне, что Киринеянин по-арамейски значит „пахарь“, – и заставили нести крест. Он как раз возвращался с работы в поле. Сам Иисус не мог нести крест, он слишком ослабел. Иисуса и двух других привели на каменистую пустошь, поросшую кустарником: она хорошо просматривалась с башни Псефин, где воины выставили сторожевые посты. Таким образом, если бы кто-нибудь попытался освободить осужденных, из этого ничего бы не вышло».
Довольный своими выводами, Робин от ворот повернул направо и шел по широкой улице, пока ему не показалось, что от давно исчезнувшей башни Псефин его отделяет нужное расстояние. Он обнаружил, что стоит на оживленной площади; от нее в разных направлениях расходились широкие магистрали, по которым с шумом неслись потоки машин. На противоположной стороне площади высилось огромное здание – городская ратуша, как значилось на современной карте.
«Вот она, – подумал Робин, – та самая пустошь. Там, где теперь ратуша, – поля. Пахарь обливается потом, Иисус и все остальные тоже. И солнце палит, и на небе ни облачка, совсем как сейчас. Когда воздвигнут кресты, поля окажутся за спиной у распятых, а их лица будут обращены к городу».
Робин на секунду зажмурился, обернулся и посмотрел на обнесенный стенами город, невыразимо прекрасный в окутывающей его золотой дымке. Конечно, Иисусу, который почти всю жизнь странствовал по горам, долинам и бедным селениям, этот город казался самым прекрасным в мире. Но если смотреть на него три часа подряд, да еще испытывая такие мучения, он, разумеется, перестанет казаться столь прекрасным. Одна смерть принесет избавление.
Раздался гудок автомобиля, и Робин отскочил в сторону. Если он не поостережется, то тоже может умереть, а это уж совсем бессмысленно.
Он решил возвратиться в город через Новые ворота; они были совсем недалеко справа. Какие-то люди ремонтировали участок дороги, по которой шел Робин, и, когда он подходил к раскопанному месту, рабочие что-то кричали ему и показывали на проносящиеся мимо машины. Робин не понял ни слова, но догадался, что они имели в виду, и, быстро отпрыгнув в сторону, оказался в безопасности рядом с ними. Возможно, они говорили на идише, не исключено, что на древнееврейском, но ему, конечно, очень хотелось услышать арамейский. Дождавшись, когда рабочий выключил бур и оглушительный грохот стих, Робин обратился к ним.
– Кто-нибудь из вас говорит по-английски? – спросил он.
Рабочий с буром улыбнулся и покачал головой, потом окликнул своего товарища, который стоял в яме, склонившись над какими-то трубами. Тот поднял голову и посмотрел наверх. Он был молод, как и все остальные; у него были ослепительно-белые зубы и черные курчавые волосы.
– Я говорю по-английски, – сказал он.
Робин пристально разглядывал яму у себя под ногами.
– В таком случае скажите, пожалуйста, вы нашли там что-нибудь интересное?
Молодой человек рассмеялся и поднял за хвост маленькое животное, похожее на дохлую крысу.