Опять я непроизвольно оглянулся.
— Может быть, он исписался? — задумчиво предположила женщина. — С другой стороны — вы. Честно говоря, я до сих пор не понимаю, кто вы вообще такой, чтобы ЭТИМ владеть?
— «Честно говоря», — сказал я желчно. — Как-то не верится, что разговор стал вдруг честным… Послали человека на три буквы, да еще целым спектаклем это дело обставили.
Вместо ответа она пожала плечами. На меня так и не смотрела, все вперед, вперед. Мы пересекли проспект Ленина и поехали к парку Грез. Куда мы направлялись, было пока непонятно.
«Буквы, соединившиеся в Слово». Загадочно, но красиво. Разговор складывался, хотя из этой молодящейся бабули была такая же Семенова, как из пепельницы сахарница — в том смысле, что меня-то, в отличие от Оскара с его свитой, не могли обмануть ее напудренные щеки с ямочками и якобы небрежный русский говор. Однако пригвождать и разоблачать не было желания, да и необходимости тоже. Голосом светского-'льва я справился, взаправдашний ли у нее муж. Муж? Кое-что мы про вас выяснили, подмигнул я ей. О да, наставительно сказала она, при всем старании не найти более крепкого прикрытия, чем муж-начальник, особенно если брачные узы скреплены документально. И что же подвигло почтенного главу земельного Совета оказать агентуре такую услугу? Уж не личная Ля просьба Эммы? Или фрау Семенова — не совсем агент? Она погрозила мне пухлым пальчиком. Мы уже подкатывали к главным воротам Университета. Быстро домчались, здесь было недалеко.
— Ах, вот куда мы ехали, — сказал я.
— Да, молодой человек, мы ехали туда.
Тогда я накрыл ее руку своей и задал настоящий вопрос, потому что пришло время:
— Долго ты будешь из меня дурака делать?
А потом я смачно, со вкусом смеялся. Она ждала. Ее рука была живой и теплой. Я сказал — с предельной честностью:
— Пока что я знаю одно, красавица. В своем натуральном виде, в том, в котором ты являлась мне на пляже или у здания Госсовета, ты нравилась мне гораздо больше. Худенькая и молоденькая, в самую точку. Жуть, как обидно наблюдать тебя в образе толстой старушенции, пусть и в брючках. Что за недоверие? О конечно, чудеса современной трансформации и все такое. Только зачем прелестной девушке себя искусственно старить, когда рядом такой деликатный мужчина?
Она улыбалась широко и агрессивно, как киноактриса с американского голопортрета. Четыре сантиметра между рядами зубов. Одним движением она поставила машину на стоянку, втиснувшись между фургоном и мотоциклом, а я тем временем закончил речь:
— Люблю сказки. Я от дяди Оскара ушел, я от папы Марии ушел. А дураком быть не люблю… Сознайся, колобок, это ведь ты стащила артефакт внеземного происхождения из подземного хранилища МУКСа? Некрасиво, прямо из-под носа у директора. Хоть «буквой» это назови, хоть «цифрой». Так что не пора ли тебе начать откликаться на свое природное имя, агент Рэй?
— Умный, — сказала наконец Рэй. — Ну, и как ты догадался?
На площади перед главными воротами было довольно много транспорта: автомобили, автобусы, мотоциклы, вертолеты, но особенно много было велосипедов. Несмотря на поздний (ранний?) час, жизнь в Университете, как видно, кипела. Народ не спал.
— И где ваш знаменитый холм?! — капризно воскликнул я. Не вижу никакого холма.
Пока я вытаскивал из машины Юрия, Рэй не теряла времени: затемнив окна, она успела вернуть себе прежний облик, превратилась из пожилой толстушки в стройное и опасно юное создание. Была она теперь в шортиках, в кислотной маечке и теннисных туфельках. Царевна-лягушка. Сброшенную кожу она аккуратно разложила на заднем сиденье; я старался не смотреть, потому что зрелище было не из приятных. Словно труп мы оставляли — сморщенную, остывшую, высосанную человеческую оболочку, бывшую совсем недавно старушкой с седыми кудрями. Фильм ужасов. Уникальный был маскировочный комплект, если даже Оскар с его спецами не распознали обман и не бросились сдирать с ненавистной предательницы вторую кожу. Моей царевне-лягушке оставалось только подправить цвет глаз, навесить на себя бусы и браслеты, чтобы полимерные стыки в глаза не бросались, — и хоть в постель к Иванушке-дурачку, то бишь ко мне. Откуда такое техническое могущество у беглого агента? В общем, принцесса была не промах! С тех пор, как я увидел ее возле киоска с кристаллофонами, она не переставала меня удивлять. Это прелестное дитя все умело. Незаурядное актерское мастерство, умение изменять голос и прикус. Плюс ко всему — владение боевой суггестией… Я потрогал руку, которую вчера проткнули спицей; ранки, само собой, оставались на месте, однако больно мне так и не было. Не было мне больно, и все тут. Чему только их не учат в нынешних разведшколах!
Я снова взял Юрия на руки (иногда он разлеплял глаза, виновато посматривая на меня), и мы двинулись. Вход был рядом. Возле облицованной мрамором прямоугольной арки с колоннами дежурил молодой парень — в белой с золотом форменной рубашке, выдававшей в нем принадлежность к таможенному управлению. Был этот таможенник мне знаком: не кто иной как он обыскивал вчерашним утром мой багаж в поисках контрабандной водки.
— Граница на замке! — приветствовал я его. — Вы и здесь служите?
— Я здесь учусь, — вежливо откликнулся он. — На заочном.
— Досматривать нас будете? — кротко спросил я. — Если да, начинайте с нее. — Я показал на Рэй. В маечке она хорошо смотрелась.
Мы прошли сквозь турникеты. От шуток, если честно, меня уже тошнило, организм требовал хоть чего-то серьезного, и тогда я осведомился:
— Ты веришь, что есть на свете машинка, которая изменяет реальность уже не в твоей голове, а вокруг тебя?
— Суперслег, — она усмехнулась. — Единственная и настоящая игрушка Оскара Пеблбриджа. Он так печется о чистоте человеческой истории, что хочешь не хочешь, а задумаешься, зачем ему эта штука нужна на самом деле.
— Я спросил не про Пеблбриджа, — терпеливо сказал я.
— Да, бесспорно. Мне тоже не нравится словечко «суперслег», — энергично откликнулась Рэй. — Совершенная бессмыслица. Вроде «супермена». Возьмем, к примеру, Жилина, который вот уже сутки ведет себя аккурат как супермен и все-то у него при этом получается. Хотя отродясь он таким не был! И вообще, сам он всей душой ненавидит таких жлобов и хамов, мы-то с вами это хорошо знаем. Где здесь смысл?
Смысла не было. Меня на миг повело — как давеча на пляже. Потому что я давно уже думал о том, о чем сейчас услышал, потому что дурацкое чувство сделанности, фальшивой яркости прошедших дня и ночи становилось с каждым часом все болезненнее.
— Мне кажется, Ваня, кто-то сильно захотел увидеть тебя таким, — ответила ведьмочка на свой же вопрос. — А тебе как кажется?
