— Когда откроется проход, вам следует по одному войти в него. Вы можете испытать кратковременный дискомфорт, головокружение или тошноту. Эти симптомы быстро проходят.
— Так это не челнок? — Бус выглядел уже не удивленным, а потрясенным, — не хотите ли вы сказать, что это телепортатор? Разве такое возможно? А как же огромные затраты энергии и прочее невозможное…
Он растерянно замолчал, так как именно в эту минуту, шар раскололся. Между двух его половин висела плотная темнота и ничего больше. Ингирит сделала приглашающий жест:
— Вы же не боитесь, помощник капитана? — Со смешком произнесла она. Я мгновенно преисполнилась к ней горячей ненавистью. Нет ничего хуже подобных слов перед шагом в неизвестность. Все, что случалось со мной плохого, начиналось с похожих фраз, маскирующих истинное значение ситуации.
Я вышла вперед и прежде, чем они успели еще хоть что-то сказать друг другу, направилась к шару. Его пульсирующая темнота пугала меня. По-настоящему, до внутренней дрожи и мучительных судорог в желудке. Но я больше не могла делать вид, что мир вокруг нормален. Хотела поставить точку. И хотела знать, что меня ждет.
Широко распахнув глаза, я шагнула в темноту. А затем, сделав по инерции несколько шагов, остановилась. Я находилась в отсеке. В квадратном помещении среднего размера, с окнами, дверью. В электронных книгах такие еще называли комнатами. И пока осматривалась, несколько оторопевшая от несовпадения ожидаемого с увиденным, сквозь большое, от пола до потолка, зеркало, висевшее на стене позади меня, стали выходить мои спутники, а за ними и мороки. Только тогда я сообразила, что это вовсе не зеркало, да и в комнате больше нет ничего напоминающего жилой отсек.
Бус подошел ко мне, стащил респиратор, щурясь и моргая, Гай ошалело оглядывался. Мороки один за другим неслышно исчезали за дверью, пока в комнате не остались лишь мы и Ингирит с Алисой.
— Пришло время, Табат, — мягко сказала Ингирит.
— Время чего? — настороженно встрял Бус.
— Узнать Табат историю ее появления, помощник капитана, — ласково улыбнулась Ингирит и одним ударом отправила его в нокаут.
Я мрачно посмотрела на лежащих товарищей, но когда подняла взгляд на Ингирит, лицо мое, кроме недоумения, ничего не выражало.
Она мягко, убеждающее произнесла:
— Поверь, для них так лучше. Я не могу ввязывать людей в этот этап твоей жизни. То, что ты должна узнать, их не касается.
— А нельзя было просто сказать им об этом? Попросить подождать? Вы же пообещали, что не причините людям вреда!
— И сдержим слово.
Доверия ее слова больше не вызывали. Ну, а как поступить, если жизнь Гая и Буса зависит от принятых мной решений и действий?
— Я нужна вам?
Ингирит и Алиса стояли неподвижно, как каменные статуи, и равнодушно изучали меня взглядами. Наконец, Ингирит позволила себе легкую улыбку:
— Да.
— В таком случае, требую гарантий безопасности для моей семьи.
Впервые, в голосе морока проскользнули нотки недовольства:
— Они не твоя семья.
— Вы тоже.
Я позволила себе то, о чем раньше не могла и помыслить. Открытый вызов. Алиса подошла ко мне и крепко взяла за руку. У нее была железная хватка. За последние месяцы я как-то начала отвыкать от физической боли, поэтому остро почувствовала, какой силой обладают взрослые куклы. Куда там Сневедовичу с его оплеухами. При желании, Алиса, не поморщившись, смогла бы оторвать руку или любую другую часть моего тела.
— Послушай, Табат, — сухо сказала она, — о людях позаботятся. Они только навредили бы тебе и себе, потому что непременно начали сопротивляться. Мы достаточно знаем о человеческих привычках. А так, очнутся на побережье с головной болью, рядом со своим челноком.
Я смотрела на нее со злостью и разочарованием:
— Ты думаешь, Бус и Гай сядут в челнок и просто улетят? Оставят здесь меня, Марту и Марата? И ты говоришь, что разбираешься в людях?
— У них не будет выбора. Внушение это действенный метод.
— Значит, Бат говорила правду. Она — не вы!
Алиса потянула меня за руку:
— Идем. Мы должны показать и рассказать, как все было. Ты ведь хочешь остаться с нами, и никакого одиночества больше. Отпусти, пусть люди идут своим путем, а мы будем двигаться своим.
Я сопротивлялась, но морок легко волокла меня за собой по направлению к двери. Уверенность, что как только она закроется за нами, я навсегда потеряю связь с людьми, беспомощно лежащими на полу, наполняла яростью и гневом:
— Отпусти меня! — Выкрикнула я, с силой отталкивая ее. Куда там. Алиса сжала запястье сильнее и дернула. Я повалилась на пол, упираясь ногами, стала цепляться пальцами. Боль в вывернутой руке становилась сильнее, переходя из разряда тупо ноющей в ощутимую. Но…что такое боль?
— Прекрати, Алиса, — раздался спокойный голос Ингирит.
Морок резко отпустила меня и привалилась к стене, словно ее тоже обессилила схватка. Дрожа, я села и подтянула колени к груди.
— Табат, — ровно продолжила Ингирит, — люди природой созданы сверхэгоистичными. Это их способ выживания. Они верят лишь тем, кто похож на них внешне. Чувство доверия по «крови». Сначала — принадлежность к одной нации, потом — планете, а теперь — расе. Ты никогда не станешь для них «своей». Поверь.
— Вы ничем не лучше.
Ингирит кивнула:
— Хорошо, Табат. Хочешь, чтобы люди остались частью твоей жизни?
— Да.
Она подошла ко мне и протянула руку:
— Я не могу позволить им увидеть наши лаборатории. Но через два часа ты вернешься сюда, в комнату, если к тому моменту не передумаешь. Пусть это устное соглашение станет жестом взаимного доверия. Я заинтересована в тебе больше, чем ты во мне, это правда. Устроит?
Вместо ответа я приняла ее руку.
Что мне было делать? Сопротивляться? Безоглядные прыжки в пустоту свойственные людям частенько приводят к печальным результатом. Бессмысленность жертвы не прельщала меня, я мыслила рационально.
— Идем же, — повторила Ингирит. В ее жестах не было угрозы, лишь вежливое приглашение, а прикосновение, вопреки ожиданиям, оказалось ласковым, заботливым. Когда она отпустила мою руку, ощущение тепла не исчезло, а наоборот, словно разрослось в груди. Эмоции Ингирит! Вот, что я почувствовала. Она окутывала ими, избегая слов, не используя мимику или жесты, и окружала меня бархатистой нежностью ощущений. Называлось ли эта способность эмпатией или же интуитивной восприимчивостью, все равно. Морок повернулась к двери, открыла ее и вышла. Я, словно под гипнозом, двинулась за ней.
