— Бенни! — воскликнул Джиллет, и слеза скатилась по его морщинистой щеке. Кот благожелательно смотрел на хозяина. Джиллет почувствовал, как его заполняет приятное тепло, ведь он наконец освободился от одиночества. — Все это было всего-навсего страхом смерти, прошептал он. Я просто боялся умереть. Кто бы мог подумать? Я считал себя выше этого. Как приятно освободиться от этого страха.
И когда он снова посмотрел в иллюминатор на вращающиеся звезды, галактика уже казалась не пустой и черной, а трепещущей и вибрирующей от избытка творческой энергии. Он знал, что его новое чувство невозможно поколебать, даже если следующая планета, которую он посетит, окажется пышным садом жизни. Это ничего не изменит, потому что его вера теперь зиждется не на цифрах и фактах, а на более надежной основе.
И совершенно не имеет значения, куда направится Джиллет, какие звезды он посетит: куда бы он ни стремился, он летит домой.
Перевела с английского Назира ИБРАГИМОВА
Адам-Трой КАСТРО. НЕВИДИМЫЕ ДЕМОНЫ
Чудовище сидело на краю койки, глядя в пол своей безукоризненно чистой камеры, зажав руки меж колен — поза, которая у иного заключенного говорила бы об отчаянии, но в его случае демонстрировала высокомерное равнодушие. Он не выказывал ни страха, ни чувства вины, ни беспокойства за свою судьбу. Казалось, ему просто скучно, но его это не тяготило; скорее, он радовался заключению — ну, что-то вроде каникул, возможность отдохнуть от более серьезных проблем.
Чудовище оказалось юношей приятной наружности, среднего роста и не слишком впечатляющего телосложения. У него были бледно-голубые глаза, светлые волосы и здоровый цвет лица. В том, как он держался, ничто не говорило о скрытых глубинах души, порочности или о чем-нибудь подобном. Обаятельная полуулыбка и спокойная манера, с которой он напевал популярные песенки, дожидаясь суда, поражали.
Андреа Корт стояла у двери конференц-зала в здании посольства и изучала изображение чудовища. Огромное, оно занимало все пространство над длинным столом, нависая над двумя дюжинами несчастных дипломатов, которые вот уже несколько месяцев пребывали в ужасе. Они предложили Корт место за столом, но она осталась стоять, единственная в зале, это была привычка, выработанная много лет назад. По мере возможности Корт старалась не сидеть в присутствии других людей. А также не есть. И не спать.
Поскольку сама была чудовищем.
Человек из проекции покачал головой, словно получал удовольствие от смущения Корт, и она прищурила карие глаза.
— Изображение сделано в реальном времени?
— Из камеры, — ответил ей один из дипломатов.
Все они старательно отводили глаза от чудовища, точно боялись, что его безумие заразно. А еще они не смотрели на Корт.
Андреа не намеревалась разбираться в их мотивах. Лучше всего, если они увидят в ней закоренелого бюрократа, профессионала до мозга костей, человека только по случаю и недосмотру. И потому она носила строгую, чисто функциональную серую одежду; коротко стригла волосы, оставляя лишь один локон, который спускался до плеча; следила за тем, чтобы ее лицо ничего не выражало, а голос звучал холодно и спокойно, без какого бы то ни было намека на женственность. Если она выполнит задачу так же, как и все предыдущие, земные дипломаты будут за спиной называть ее сукой. Инопланетяне, наверное, тоже. Разумеется, именно этого она и добивалась: не только на работе, но и вообще в жизни.
Она с силой укусила указательный палец, переступив через болевой порог.
— Он знает, что идет запись?
— Да.
— Он знает, что мы сейчас за ним наблюдаем?
— Запись делается круглосуточно. Если вас интересует, знает ли он, что сейчас адвокат смотрит на него в первый раз, ответ — нет.
Посол Лоури, тусклый карьерист, чей профессионализм был обратно пропорционален самомнению, пробормотал:
— Ему все равно плевать.
— Вы держите его в полной изоляции вот уже шесть стандартных месяцев, — проговорила Корт. — Меня бы удивило, если бы он не начал демонстрировать признаков апатии.
— Посмотрите на него. Дело тут не в апатии — ему плевать. Корт кивнула, принимая слова посла.
— А каким он был до ареста?
Дипломаты, сидевшие вокруг стола, переглянулись, безмолвно пытаясь договориться между собой, кто же будет отвечать на вопросы. Стройная молодая женщина лет двадцати пожала плечами.
— Вежливый. Дружелюбный. Воспитанный.
— Вялый, — вставил другой дипломат.
— Вот-вот, — поддержала его молодая женщина. — Вялый. С такими не заводят дружбы.
— Никакой индивидуальности, — заявила другая. За ее словами прозвучало: вроде тебя.
Корт осталась довольна.
— Впрочем, я слышал от его охранников, — проговорил посол Лоури, — что в последнее время он несколько изменился.
— В каком смысле? — спросила Корт.
— Ну, просидев шесть месяцев в тюрьме, дожидаясь, когда из Третьего Лондона прибудет адвокат, трудно остаться прежним.
Третий Лондон был передвижным миром-комплексом в космосе, освоенном хомо сапсами note 14, домом трех миллиардов людей, где располагались центральные офисы Дипломатического корпуса Конфедерации. Аскетичная квартирка в административном комплексе — вот и все, что Корт называла своим домом. Впрочем, бывала она здесь крайне редко.
Она постучала ногтем по зубам и спросила:
— Он не казался расстроенным, когда вы его арестовали?
— Нет, — ответила молодая женщина. — Он улыбался, ну вот как сейчас.
Ее поддержал дружный хор голосов.
— А если он не понимает, что совершил преступление? Может быть, удастся объявить его безумным?
— Мы думали об этом, пока вы к нам летели, — сказал Роман Китобой, ее официальный помощник здесь, на Катаркусе.
Несмотря на свирепо звучащее имя, он был безобидным толстяком с круглым лицом, на котором нечасто появлялось выражение отвращения. Однако чудовище вызывало у него такие сильные чувства, что он не умел с ними справиться. Понимая, что Корт на него смотрит и оценивает его реакцию, он попытался говорить спокойно.
— Мы даже предложили ему лечение, если он согласится сотрудничать и не станет нам мешать, когда мы заявим, что он психически нездоров. Он категорически отказался. И сообщил, что прекрасно осознавал значение своих поступков и с радостью повторил бы все сначала, будь у него такая возможность.
— Значит, этот наглый ублюдок в полном порядке, — проговорила Корт.
