Я откинул голову назад. Конечно, выход должен быть. Иначе почему тут такое движение? Что, все обречены тут остаться? Перестань думать.
Но я не перестал, и стал вместо этого беспокоиться насчет Сэма. Он, по меньшей мере, был на час позади нас. Станет ли он прорываться сквозь неизвестный портал? Знал ли он, что я поехал именно этим путем? Может быть, мы оказались далеко за пределами видимости сканера, но ведь он наверняка проследил нас до поворота на выход в лабиринт рикксиан и увидел, что мы его проехали. Я снова поднял голову. Я мог видеть выезд из портала, который вел с Голиафа. Ладно, поживем – увидим. Я снова лег. Я беспокоился обо всем, что нам немедленно требовалось, проследил, чтобы все, что я мог сделать, было сделано, и теперь мне было наплевать на ментов, ретикулянцев и даже на телеологистов. В данный момент прохладный соленый ветерок слегка охлаждал мою воспаленную кожу, Дарла была со мной рядом, и мне было совершенно наплевать на то, как все будет, потому что сей момент все было тихо и спокойно.
На лицо мое упала тень, и я открыл глаза. Это Дарла смотрела на меня. Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ. Потом она хихикнула, и я ответил тем же.
– Пусть этим занимается Джо, – сказала она.
Это было похоже на то, как человек повторяет последнюю фразу из нашумевшего и очень смешного анекдота. Мы не могли удержаться от хохота.
– Взять их, бобик! – проговорил я между двумя волнами веселья.
Мы все смеялись и смеялись, и наше напряжение моментом спало. Дарла повалилась на меня, я был совершенно беспомощен, мы катались в судорогах от хохота, два идиота на песке. Мы так себя вели минут пять. Это была сверхреакция, в ней были нотки истерии, на нас свалился весь этот ужас, но мы отмели его воплями и хохотом.
Потом все прошло, и мы, обессилев, лежали на песке, посерьезнев. Мы посмотрели друг на друга, и в первый раз я увидел тонюсенькую трещину в этой скорлупе, гладкой и спокойной, увидел ранимость в глазах Дарлы. Рот ее был полуоткрыт, нижняя губа чуть-чуть дрожала, глаза расширились и искали что-то в моих глазах, искали подсказку.
«Я боюсь... это ничего? Ты мне позволишь?» – вот что говорили ее глаза.
Мне хотелось сказать:
– Да, любимая, все в порядке, можешь расслабиться, не бойся чувствовать страх, когда это оправдано, и, конечно, ради тебя я буду сильным, так что в следующий раз тебе совсем нечего будет бояться... А может быть, в следующий раз ты позволишь бояться мне...
Но вдруг она свернулась клубком в моих объятиях, и говорить было больше нечего.
Очень быстро мы разделись донага, ее трусики и лифчик каким-то образом материализовались в моих руках. Они были такими незначительными вещами, просто кусочками мягкой ткани, и тут, не успел я оглянуться, мы занялись любовью, не думая о том, что рядом могут находиться люди. Это было внезапное, отчаянное соединение, нечто большее, чем просто физическая связь. Нам надо было сказать друг другу, что мы все еще были живы, что мы все еще были на этом свете, способные чувствовать, касаться, ощущать друг друга, нам нужно было доказательство, что у нас еще были целые, не искалеченные тела, которые пульсировали жизнью, сияли теплом и могли чувствовать удовольствие и боль, радость и печаль, и усталость. Нам надо было убедить себя, что мы не были кусками безжизненного тела, которое разбрызгало по всей Галактике, что мы не были мертвы. И, как всегда бывает после тесного соприкосновения со смертью, нам надо было почувствовать, как драгоценно каждое ощущение, каждый миг, надо было осознать, какое чудо – жизнь.
Потом мы лежали совершенно спокойные и умиротворенные. Птицерыбы скрипели свои странные песни над нами. Положив голову Дарле на грудь, я смотрел на странные моллюскообразные существа, которые ползали по песку – они совершенно не были похожи на крабов, больше они напоминали крохотные розовые грибы на трех ножках. Неподалеку от нас какое-то животное с ярко окрашенной раковиной частично торчало из песка, потом оно выстрелило струйкой воды в воздух около нас – поп! – и снова закопалось в песок. Я в первый раз заметил, что в белом песке вокруг нас и под нами были сверкающие вкрапления, миллионы сверкающих стеклянных бусинок. Чистые силиконовые тектолиты, продукты метеоров, которые ударяли в эту планету давным-давно. А может быть, совсем не так давно. Что-то изменило геологию этой планеты с тех пор, когда строители проложили тут Космостраду.
Я услышал легкий шум и поднял голову. Инопланетное воздушное судно, которое по спирали поднималось в небо, набирая скорость. Оно взлетело с северного конца острова. Вот счастливый сукин сын. Потом я высказал про себя надежду, что он знает, где входной портал, и что дорога к нему позволит ему сесть. Иначе ему придется разворачиваться, снова лететь сюда и смешиваться с толпой тех, кто ждет здесь и глотает пыль. Вероятно, без топлива он не останется. С ядерными моторами это огромная редкость, но иногда на Космостраде можно увидеть такие странные вещи, такое примитивное оборудование, что диву даешься. Должно быть, оно принадлежит таким расам, которые трудно назвать стремящимися к техническому прогрессу.
Много позже я встал и стоял над Дарлой, глядя на стройное золотистое тело. Она открыла глаза и улыбнулась. Потом я посмотрел на пригорок. Человек в голубом комбинезоне смотрел вниз на нас, но он стоял так далеко, что мне трудно было сказать, что играет у него на лице: блудливая усмешка или приятельская улыбка. Мне было абсолютно все равно, если он стоял здесь все это время, что мы там лежали.
– Как вода? – завопил я ему. – Купаться безопасно?
– Да, конечно! – заорал он в ответ. – Давай вперед!
Дарла встала, не стыдясь своей наготы. Я взял ее за руку, и мы побежали к волнам, влетели в воду в фонтане брызг, потом нырнули в первую же набежавшую волну. Вода была теплой, как молоко, но было так приятно смыть в ней пот и песок. Мое первое купание за... сколько же времени прошло? Дарла, по-моему, тоже давно не купалась, разве что она успела это сделать тогда, пока я был... ну, конечно, в мотеле телеологистов. Погодите-ка. А разве она туда с ними пошла? Она ничего не говорила. Собственно говоря, она не рассказала ничего из того, что с нею произошло после того, как ее не поджарили в кустах. Я предположил, что она отправилась в город с телеологистами после того, как менты уехали, прихватив меня с собой, но я этого точно знать не мог. Она скажет мне об этом чуть позже, значения не имеет. Я наклонил голову в море, зафыркал, как следует растерся, чтобы смыть с себя тюремный запах. Это как запах целой организации. Вода была очень упругой, прекрасно держала тело, она была слегка слизистым солевым раствором. Это было примерно так, как если бы мне пришлось плавать в курином бульоне. Дарла уплыла подальше, чем я, лениво лежа на спине и иногда гребя руками. За нею еще одна птицерыба ракетой взвилась в небо и распахнула крылья.
