Царь поворачивал и готовил к новой атаке на слонов.
— Куда ты?! Хватит! — кричала Маргит.
Он засмеялся и стал нахлыстывать коней.
— Вернуться без добычи?! О, нет!
Нет, так она не охотилась никогда! В Сабее никогда так не охотились — там охота была искусством! Это сумасшествие, это самоубийство! Это не охота — это война!
Ревущие от ярости гиганты мчались едва ли не быстрее боевых коней. Взбешенный слон опаснее десятка львов, стадо обезумевших самцов способно снести целый город.
Она взглянула в лицо царя и ужаснулась: это было нечто худшее, нежели безумие — это была расчетливая ярость, холодный гнев, рассудочное пламя, упоение игрой со смертью.
Правя жесткою рукою, царь теснил своей гремящей колесницей вожака, и тот сворачивал, сбивая с ровного пути других самцов.
Он обходил их, заставляя избегать себя, и вдруг сделал то, чего предвидеть было невозможно. Держа одной рукой все вожжи, он выхватил кинжал и левой рукой нанёс слону удар в переднюю лодыжку. Слон затрубил, споткнулся и упал, а стадо сбилось и помчалось в сторону. Следом заворачивал на колеснице Соломон. Он гнал добычу к ловчим с их сетями и путами.
В вечернем мареве разгорались костры, блистали шелками царские палатки, шипело мясо на кострах, рекой лилось вино. Загонщики, стрелки и прочие со смехом и разговорами перемещались по охотничьему лагерю — все восхищались множеством добычи. Уже отправлены в Аксум шкуры, мясо, клетки со зверями, птицами. Завтра охотники отправятся в обратную дорогу, а пока здесь царит безраздельная радость и грубое веселье. Охотники находят особое удовольствие дразнить пленных хищников. В центре круга мечется посаженый на цепи леопард, а смельчаки выходят, чтобы, приблизясь на удар лапой, перепрыгнуть через зверя.
В палатке красного полотна сидят трое. Они не ищут более сильных впечатлений — они сыты охотой. Теперь все трое просто отдыхают.
— Твоя добыча больше всех. — сказал гостю Калеб-зу-Навас. — Ты загнал целое слоновье стадо.
— Я хотел сделать тебе приятно. — учтиво поклонился Соломон.
— Ты даришь мне свою добычу?! — изумился муккариб.
— Конечно. Это мой прощальный дар. По прибытии в Аксум я потороплюсь уйти в дорогу. Дела не ждут.
Калеб был доволен: охота была отличной. А царица Савская отчего-то побледнела.
* * *
Возвращение в Аксум было триумфальным, как будто это была не охота, а победный марш.
— Ты была прекрасна. — сказал царице Соломон. — Я никогда не видел столь отважной женщины. Правду говорят про тебя, что правишь ты в своей стране мужской рукой.
— И сердцем женщины. — пробормотала Маргит, которая знала эту поговорку.
Они уже въезжали в Аксум, и сказочная встреча с возлюбленным царём подходила к финалу. Он уезжал, но не звал её с собою. Не этого ждала прекрасная царица. Она-то думала: он упадёт к её ногам и будет умолять о счастье.
Остался пир, последний пир перед расставанием, и холод уже закрался в сердце Шебы, как звали её в стране дяди. Никакого будущего она уже не видела. Вернее, видела, но совсем не то, о каком мечтала.
Мечтала она о том, чтобы снова быть с ним — вдвоём в ночи, в том дивном единении сердец, в том сладостном слиянии, что было десять лет назад. В страстном упоении, в нежном безумии, в пламени любви. Но десять лет прошли, он изменился и отдалился от своей Маргит. Он уже не тот пылкий юноша, что плакал в час расставания. Он слишком хорошо владел собой. Другого быть не может — он царь-мудрец, он Соломон.
— Ты помнишь все те глупости, которые вы вытворяли с советником Берайей в мой приезд? — с улыбкой спросила она, выйдя с Соломоном из духоты зала в тёплую ночь.
— Глупости? — тоже улыбнулся он. — Я помню глупости.
— Как ты устроил это море под стеклом, чтобы заставить меня задрать перед тобою юбку?
— Чтобы ноги посмотреть? — смутился он.
— Да, чтобы ноги посмотреть. — она наслаждалась его конфузом.
— Силы небесные, надо же быть подобным дураком!
— Ну почему это? — не согласилась Маргит. — Вышло очень даже неплохо. Только зря ты себе приписываешь идею — вдохновителем был Берайя.
— Вот потому я и оставил его дома, чтобы он мне в дороге не устроил новой каверзы.
— Напрасно. Я бы хотела встретить этого озорника. Ведь это он тебя подбивал на пьяные шуточки по отношению ко мне.
— Какие? — насторожился царь.
— А ты не помнишь?! — расхохоталась Маргит. — Вы же с ним поспорили, что я напьюсь без спроса. На пиру мне подавали пересоленную и жирную пищу, а пить не налили. А потом подсунули мне в спальню кувшин вина. Условие спора было таково: если я выпью, то ты, пресветлый царь, намеревался мною овладеть.
— Этого не может быть! — не поверил царь.
— Не может?! Ты же потом с Берайей ввалился ко мне в опочивальню и произнёс торжественную речь: ты пила, царица, значит, теперь обязана со мной возлечь и до утра со мною утешаться! Ты этого не помнишь?
— Ну, как не помнить! Ты думаешь, Берайя потом молчал про свои проказы? Он всему Иерусалиму разболтал про мудрость Соломона, который в споре победил царицу Савскую. А потом ещё рассказывал эту историю, как анекдот, всем послам.
— А загадки — его идея? — осенило Маргит.
— Какие? А, про семь да про девять? Да, это он придумал. Вторая, я помню, была про дурную бабу, которая вздумала удивлять своего отпрыска игривыми намёками на некоторые особенности его происхождения.
— Вот мерзавец. — уже невесело сказала Маргит.
— Перестань. — мягко ответил Соломон. — Я же говорил тебе: пустое.
Она смотрела на него и вспоминала, каким видела его недавно. Какое неистовство скрывал в себе царь Соломон, какие страсти прятались за этим гладким лбом, за этими глубокими глазами, за этой скрытностью опытного мужа, за этой властью над собой.
Он очаровывал её безмерно, он пьянил её своей тайной, он приводил её в тоску своей сдержанностью, он убивал её своим молчанием.
— Ты уезжаешь завтра? — проронила она, не в силах более сдержать в себе вопрос.
— Да. — кратко ответил он, глядя в сторону и не делая попытки даже взять её за руку.
— Ты был прекрасен, Соломон. — с горечью сказала царица Савская. — Я буду помнить эту охоту. Наша встреча была самым большим чудом в моей жизни.
— Поехали со мной. — сказал внезапно царь. — Что тебя держит? Ты покинула Сабею, покинь и Аксум.
— Ты зовёшь меня с собой? Куда же?
— В дороге всё узнаешь. — уклончиво ответил Соломон.
Крутые склоны Эфиопского нагорья, серебряные шапки вершин, холодные ручьи и реки. Высоко над морем лежит эта часть страны, здесь и днём не жарко, а ночью — холодно.
