— Если бы я знала, — тихо вздохнула Марфа. — Если бы знала…
* * *
Василию казалось, что они идут бесконечно долго, однако, бросив взор на часы, он убедился, что с того момента, когда Чумичка забросил в Черную трясину первый камешек с тряпочкой, прошло чуть больше часа. Впрочем, и боярин Василий, и Иван-царевич понемногу привыкали к ходьбе по зыбким невидимым мосткам, проложенным над бездонной мертвою трясиной.
Вдруг Чумичка обернулся:
— Внимательно глядите по сторонам — где-то должно быть возвышение.
Дубов с Покровским остановились и стали оглядывать однообразные окрестности.
— А разве твои камешки не приведут нас к цели? — удивился Василий.
— Они приведут нас туда, куда мы их закинем, — пояснил Чумичка.
— Стало быть, если мы пройдем мимо… — Детектив не закончил мысли.
— То выйдем на другой край трясины, — подтвердил Чумичка его подозрения.
— Поглядите, кажется, там что-то блестит, — не очень уверенно проговорил Иван-царевич, указывая вперед и немного влево. Приглядевшись, его спутники должны были согласиться, что неверное осеннее солнце и впрямь отблескивает в этом месте значительно ярче, нежели в обычных болотных лужах и омутах.
Чумичка закинул очередной камешек в указанном направлении, и вскоре стало ясно, что путь выбран верный — солнце отражалось в некоем стеклянном или даже хрустальном предмете, который покоился на небольшом возвышении посреди болота.
Последний камешек, брошенный Чумичкой, приземлился у самого подножия, и путники, снедаемые любопытством, поспешили к цели своего путешествия.
Вскоре перед ними предстал огромный хрустальный гроб, подвешенный на ржавых цепях, которые были приделаны к четырем замшелым каменным столбам. При дуновениях ветерка цепи жалобно поскрипывали, и Василию подумалось, что так, наверное, стонут неприкаянные души.
Между тем Чумичка ходил вокруг гроба и примеривался, как бы получше снять с него крышку. Видимо, не найдя возможности сделать это с помощью колдовства, он просто взялся за край и попытался сдвинуть крышку с места. Боярин Василий и Иван-царевич стали ему помогать, и вскоре общими усилиями им удалось снять крышку и с величайшей осторожностью положить ее на землю рядом с гробом. Как ни странно, почва на этом клочке земли, окруженном непроходимой трясиной, была очень твердой и прочной.
Покровский медлил, не решаясь заглянуть в гроб, и это сделал Василий. В гробу, прикрытая до плеч белым кружевным полотном, лежала женщина. Дубова поразило ее сходство с портретом Натальи Кирилловны — несомненно, то была именно она. Чуть заметное дыхание и легкий румянец на щеках говорили, что она жива, только крепко спит.
— Да, это баронесса Наталья Кирилловна, — прошептал Иван, наконец-то решившись глянуть на свою прабабушку, которая казалась чуть ли не моложе своего правнука.
— Ну что, начнем будить? — деловито спросил Чумичка.
— Погодите, — остановил его Покровский. — Я тут подумал, а нужно ли это делать теперь? И что мы сможем предложить Наталье Кирилловне — совершенно чуждый мир, к которому она вряд ли сможет привыкнуть?
— Ну, мы же не оставим ее тут, — возразил Василий, — а возвратим в «нашу» реальность…
— Так я об этом и говорю, — подхватил Иван. — Наша реальность несколько изменилась, а баронесса осталась там, в девятнадцатом веке. Может быть, лучше оставить ее в покое, пускай спит дальше?
— Спокойно спать ей не дадут, — вмешался Чумичка. — Едва собака Херклафф очухается, то тут же вернется сюда и так ее перезаколдует, что потом ни один чародей ничего поделать не сможет!
— Для чего? — удивился Дубов.
— Да как вы не понимаете! — топнул ногой колдун. — У Херклаффа в последние дни сплошь неудачи — и стекло потерял, и княжна расколдовалась, даже Змей Горыныч и тот расколдовался. А коли и здесь не по-евоному будет, так сами понимаете…
— Это правда, я тоже иногда весьма болезненно переживаю профессиональные неудачи, — согласился Василий. — Но как же нам осуществить ее пробуждение, так сказать, на практике?
— Боюсь, что от меня будет мало проку, — вздохнул Иван Покровский. Ведь пробудить Наталью Кирилловну должен настоящий потомок, а я, как доказала госпожа Хелен фон Ачкасофф, к тем самым баронам Покровским никакого отношения не имею…
— Чепуха, — заявил боярин Василий, — вы ведь и ни к каким августейшим династиям отношения не имеете, а роль Ивана-царевича сыграли как нельзя лучше.
— Ну, разве что, — пожал плечами Иван, — да все ж сомнительно.
— Ну, ближе к делу, — вновь поторопил Чумичка. — Дни теперь короткие, а нам ведь еще назад возвращаться.
— А как ты собираешься ее будить? — вновь спросил боярин Василий. Может быть, живой водой из скляночки?
При этом Дубов вспомнил доктора Серапионыча с его знаменитым «эликсиром», который разбудил бы мертвого — не то что спящего.
— Не, здесь живая вода не годится, — подумав, ответил Чумичка. — Бес его знает, как она действует. Если бы мы знали, каким именно способом Херклафф ее заколдовал, то можно было бы пробовать и так, и эдак. А то как бы не навредить еще больше…
Чумичка осторожно откинул полотно, закрывающее Наталью Кирилловну. На фоне светлого платья выделялся крупный медный медальон на цепочке.
— Занятная вещица, — пробормотал колдун, — поглядите-ка сюда.
Медальон имел неправильную форму — вернее, он был бы круглым, если бы почти треть не казалась как будто отломанной. Всю поверхность украшали какие-то знаки, которые можно было бы принять и за некий экзотический орнамент, и за письмена, составленные на неведомом наречии.
— Все-таки зря Надя подсмеивается над моей сыщицкой интуицией, — как бы про себя произнес Дубов. — А она есть!
Спутники удивленно посмотрели на него.
— Скажите, Иван, у вас с собой та железяка, что мы нашли в ларце старого барона Покровского? — продолжал Василий.
— Должна быть, — не очень уверенно ответил Иван-царевич. — Вы же велели мне взять ее с собой.
Покровский опустил рюкзак на землю, и скоро чуть ли не все невеликое пространство, окружавшее гроб с Натальей Кирилловной, заполнилось его содержимым — всякими пакетиками, мешочками, медикаментами, металлической посудой и прочими вещами, необходимыми в путешествиях.
Искомая железка обнаружилась в пакете, обернутом несколькими полиэтиленовыми мешками, между спичками, солью и жаропонижающими пилюлями. Василий Николаевич приложил ее к медальону Натальи Кирилловны, и их края полностью совпали, образовав круг. Совпали и странные письмена, правда, так и не став от этого более понятными.
