Как раз в это самое мгновение Раненсет схватил и бросил на жертвенник молоденькую женщину. Затем Тааб-Горус вытащил из-за пояса кинжал и вонзил его в грудь жертвы. Издали за страшным действом наблюдал чернокожий человек в форме генерала суданской армии.
«Вот это да! — присвистнул Павел. — Значит, в большом мире есть те, кто прекрасно знает о существовании сказочного царства? Во что же я вляпался? — пронеслось в голове у Савельева. — И где ребята с принцем? Неужто они их уже?..»
Додумать Павел просто не смог — уж больно жутко. Из-под сикиморы раздался сдавленный стон. Ника, господи, Ника!
Савельев осторожно подполз к дереву и вздохнул с облегчением: Филиппс и Мин-Ра были здесь.
— Тихо! — предупреждающе шепнул Павел. — Очень тихо! Все целы?
— Филиппса ранили, — тоже шепотом отозвалась Ника, растирая развязанные Савельевым руки. — Надо бежать, иначе — смерть…
— Кто бы сомневался…
Вот только как бежать-то? Все входы-выходы охраняются, подземным ходом далеко не уйдешь — догонят и уничтожат. Близость смертельной опасности удвоила сообразительность Павла.
— Придется через стену! — подхватив на руки сына Солнца, Павел, пригибаясь, бросился в кусты, за ним к выходу пробирались Ника и прихрамывающий Филиппс.
На их счастье два слуги, зная, что предназначенные в жертву уже никуда не денутся, оставили свой пост и двинулись к пирамиде, чтобы лучше видеть жертвоприношение. Этим моментом и решил воспользоваться Павел. Одним прыжком пленники с Мин-Ра на руках перескочили дорожку между кустами и бросились бежать в тень сада. Они бежали сами не зная куда, бежали, как звери, преследуемые охотничьими собаками…
Ворота сторожили два раба. Они присели на песок и играли в кости. Савельев вытянул из-за пояса позаимствованный в операционной Домбоно нож и бросился на стражей. Те даже не успели опомниться. Не теряя ни минуты, Савельев отодвинул засов и, взяв у Ники мальчика, выскочил на свободу. За ним, задыхаясь, бежали Ника и Филиппс. Эх, знать бы еще, куда бежать в сказочном страшном городе…
…— Они сбежали, мой господин! — в пирамиду вбежал слуга и упал на землю у ног Раненсета.
— Догнать щенка и проклятых чужаков! — взвизгнул Тааб. — Догнать и уничтожить, они не должны были уйти далеко! Наверняка бегут через земли мертвых!
— Остановитесь, Тааб! — выступил из тени Симо Кхали. — Не надо, жертвоприношение отменяется!
Тааб скривил черные, словно измазанные в запекшейся крови губы.
— Нет, мой дорогой генерал! Ничего здесь не отменяется. Это наша игра…
Симо Кхали повысил голос:
— Вы зашли слишком далеко, и я…
— Все верно, мы зашли слишком далеко, — улыбнулся Тааб, и нож серебряной молнией блеснул в его руках. — А поэтому ничего не теряем!
…На крыше дворца стоял Домбоно и наблюдал за звездами. Но в эту ночь наблюдения шли как-то очень уж неудачно. Черные облака, подгоняемые ветром, все время закрывали от верховного жреца именно ту часть неба, за которой он как раз и наблюдал.
Наконец Домбоно с досадой отбросил инструменты и дощечку, натертую воском.
— Небо сегодня неблагоприятно для работы, — раздраженно проворчал верховный жрец.
Храмовый служка передернул плечами.
— После великих меройских игр всегда наступает ночь ужасов. Уже при восходе Сириуса по пустыне промчалось страшное чудовище с головой бога Солнца. Что-то страшное предвещает людям эта ночь… Души умерших парят над землей.
Домбоно вздрогнул: по землям умерших действительно скользили призрачные фигуры.
— Это людские Ка, — содрогнулся служка. — Великий жрец, я… я просто умираю от страха! Опять этот жалобный крик!
Покой земель умерших действительно был нарушен, но души мертвецов были тут совсем ни при чем.
Покой святыни нарушили люди. За Никой, Савельевым и Филиппсом с Мин-Ра гнались рабы Раненсета.
— Это не Ка, Ханеб, — охнул Домбоно. — Это… живые люди! И среди них сын Солнца! Срочно собирайте в землю мертвых отряд «бессмертных»!..
…Белая известь надгробий и желтый песок ярко блестели под ласковыми прикосновениями луны. Они бежали, сами не зная, где искать спасения. Да и даровано ли оно им судьбой, это самое спасение? На пути Савельева выросла, точно из-под земли, фигура в черном одеянии. «Благо руки свободны», — успел подумать Павел, недавно передавший Мин-Ра Брету Филиппсу, а затем почувствовал страшный удар в плечо.
Убийца промахнулся, удар не задел сердце, но левая рука все равно болезненно отяжелела.
— Ах ты, урод! — выкрикнул Павел по-русски и, изогнувшись, взмахнул «молнией богов» из операционной Домбоно. И в самом деле словно молния рассекла черноту ночи. А может, это и была молния разгневанных богов? Удар ее оказался точен. Один из противников Савельева упал и с диким криком покатился по песку. Страшно завизжала Ника.
На спину Павла навалился еще один подосланный Таабом-Горусом и Раненсетом убийца. Самое ужасное, что убивать Нику и Филиппса с принцем они пока не спешили. Просто взяли в кольцо, не позволяя убежать, позвать на помощь. Слабых и безоружных оставили на потом. Нападавшим было куда важнее справиться с Савельевым. Но он не переставал обороняться.
Рассвирепев, как раненый зверь, сыпля проклятиями, Павел махал ножом, но удары его рассекали только воздух. Наемники Раненсета умели нападать и уходить из-под удара.
Движения Павла становились все медленнее и слабее и, наконец, нож выпал у него из рук, и сам Савельев рухнул на колени.
— С ним покончено! — крикнул кто-то. — Сам сдохнет. Теперь — мальчишка!
— Не смейте ко мне подходить! — губы мальчика побелели от ужаса. — Я — сын Солнца!
— Да хоть внук Луны! — хмыкнул кто-то из черных балахонов.
От невыносимой боли Савельев лег на землю и, сжимая кулаки, завыл от бессилия. Кричала Ника, плакал Мин-Ра. Неужели конец?
— Отпустите принца! — словно разрезал пространство земли умерших властный голос верховного жреца, и в спину надвигавшегося на Филиппса с принцем слуги Раненсета вонзилась стрела.
Над Савельевым склонился Домбоно, провел рукой по лицу Павла.
— Мы вылечим тебя, — дрожащими губами прошептал жрец. Павел вцепился в его руку.
— Это… это Раненсет и Тааб, — прохрипел Савельев и потерял сознание.
…Тааб-Горус готов был выть от тоскливой ярости.
— Сплошной мрак, — бормотал он. — Проклятая судьба! И подумать только, гадкий мальчишка уже был в наших руках.
Горус скрипнул зубами, погрозил кулаком незримому врагу. В эту минуту старик кому бы угодно показался ужасен. Бешенство сотрясало его костлявое тело, а на угловатом лице и в запавших глазах кипела злоба.
Внезапно он провел рукой по лицу, словно приходя в себя.
