– Не следишь ты, Тихон, за событиями в мире, – с командирским снисхождением в голосе заметил Саржев. – А между тем, после войны наш флот сдал в аренду с правом выкупа несколько тысяч единиц специального оборудования. В числе прочего, Комитет Информации приобрел разведзонды «Пеленгас». По военным меркам они уже устаревшие, но оптика на них – отличная. Этими беспилотниками нас и сопроводят. Если репортерам ума достанет зондов не жалеть и запустить побольше, я думаю, со съемкой всё у них склеится.
Незадолго до перехода на эллиптическую орбиту планетолеты погранохраны отогнали телевизионщиков и праздных летунов в сторону.
Истребители изменили траекторию.
Скользнули по орбите Эфиальта.
Снова подработали маневровыми.
В свободном падении просели до высоты сто десять…
Высота семьдесят…
Уполовинили скорость.
Сорок…
Эфиальт перестал быть ярко блестящим шариком. Больше не был Эфиальт и перевернутой крутобокой миской с абстрактными узорами: голубое черт знает что на белом фоне.
На них надвигалась серо-синяя твердь. Иссеченная моренами, битая метеорами, закопченная вулканами – в пределах видимости не ледяными, а самыми настоящими, с огнем и серой. Всё это страшное, чуждое, внечеловеческое, забытое Богом на второй день Творения, вырастало из пустоты неохватной стеной и загораживало «Орланам» полмира.
Сохраняя текущую скорость, флуггеры должны были разбиться вдребезги в ближайшие три минуты.
Страшное – страшно, пугающее – пугает.
Хуже всего стало, когда передние маневровые дюзы снова дали тормозной импульс. Минус четыре «же».
Падение серо-синей стены на голову бедного Тихона рывком замедлилось. Но очередной каприз вестибулярного аппарата внушил лживое: флуггер пришпилен булавкой к центру Вселенной и по беспомощной четырехкрылой козявке вот-вот прогуляется ледяное пресс-папье Эфиальта.
Еще один тормозной импульс, длинный.
Минус шесть «же».
Полубочка.
Нос вверх. Маршевая тяга. Короткий подскок.
Коррекция по крену.
Коррекция по тангажу.
Малая тяга на всю посадочную группу.
И только после этого виртуозного арпеджио, сыгранного автопилотом на многочисленных дюзах, «Орлан» перешел из отвесного падения в горизонтальный полет, продолжая при этом держать свое место в строю. Справа впереди – Саржев, еще правее – Ниткин. Слева сзади – Пейпер.
Картина мира от перехода в горизонталь изменилась разительно.
Из падающей стены Эфиальт превратился в более-менее приемлемую местность под крылом. Трехмерная карта на навигационном экране проросла сопками, искривилась древними расщелинами, развернулась скатертями промерзших до дна озер.
Тихон включил поиск внешнего целеуказания. Навестившая его мысль была проста до наивности: если телевидение действительно использует для съемок флотские разведзонды, их видеосигнал должен уверенно декодироваться «Орланом».
И действительно, парсер почти мгновенно обнаружил восемь новых источников информации и зарегистрировал их под временными псевдонимами.
«Интересно, додумался еще кто-нибудь до этого или нет? Саржев, если и додумался, то не стал. Ребячество, дескать. А ребячеств от Саржева не дождешься… Ниткин? Ниткин ушлый, Ниткин может. Пейпер? Пейпер сейчас, наверное, вообще заснул.»
Совсем скоро над близким горизонтом Эфиальта выросли верхушки ледяных вулканов.
На самом деле, это были никакие не «сосульки», а скорее плюмажи из страусиных перьев. Каждое перо поднималось над поверхностью Эфиальта на несколько километров и распушалось ближе к вершине.
Описать картину можно было двумя словами: неустойчивое великолепие.
Но неустойчивость, хрупкость, эфемерность ледяных колоссов были обманчивы. Каждый из них мог простоять и несколько лет, и несколько веков.
Залогом тому служили малая сила тяжести и почти полное отсутствие атмосферы. Вулканические выбросы формировали в приземном слое Эфиальта разреженный газовый бульончик, но он быстро улетучивался. По этой причине «переменная атмосфера» Эфиальта хотя и существовала в статьях астрографов на правах одного из потешных казусов мироздания, но служить рашпилем для выступающих элементов ландшафта уж никак не могла.
Внезапно обрушить ледяное перо было по силам только могучему удару. Такие коллизии обещались либо со стороны сравнительно крупных метеоритов, либо от близкого криоизвержения. Но и в этом случае падение подрубленного ледяного ствола растянулось бы на несколько часов.
Что же касается «плановых» падений, то они происходили под влиянием корпускулярной и микрометеоритной эрозии. Потоки крошечных частиц материи годами подтачивали ледяные столпы. Рано или поздно в самом сокровенном, одному лишь сопромату наперед известном месте, ледяной массив своим весом наконец-то одолевал собственную же прочность и вот тогда колосс низвергался. Но снова же: низвергался беззвучно, сонно, долго-долго.
«Орланы» сбросили скорость и, подчиняясь летной программе, развернулись в строй фронта.
– Группа, внимание! Мы выходим на рубеж. Всех прошу еще раз проверить основные бортсистемы.
Ниткин, Пейпер и Тихон доложили, что всё у них хорошо. Саржев, однако, настаивал:
– Если у кого-то малейшие неполадки – еще не поздно попроситься домой. Справимся втроем. И даже вдвоем, если потребуется.
– Да полная норма, сказали же. Полетели, командир! – Ниткину не терпелось.
– В таком случае, даю обратный отсчет на активацию боевой программы. Код восемь восемь ноль. Пять… Четыре… Три… Два… Один… Поехали!
Тихон набрал 8-8-0 и началась война.
Вся их четверка, которая к исходному рубежу подползала на черепашьей скорости, резко прибавила тягу и устремилась вперед.
Причем, непрерывно набирая скорость, они одновременно с этим начали споро снижаться. Выражаясь незамысловатым языком бытовой физики, они падали.
Показания альтиметра прошли отметку «полкило» и продолжали уменьшаться.
Теперь стало видно, что ледовые поля расчерчены вдоль окраин плато широкими оранжевыми и лиловыми полосами. Какое астрофизическое чудо стоит за этим оставалось только догадываться, и Тихон догадывался: никакого чуда нет, а есть скучная объяснительная теория насчет естественных фотосолей, выброшенных извержениями и неравномерно меняющих цвет под лучами Асклепия.
Альтиметр показал «катеньку» – высоту в сто метров. По понятиям иных планет и иных флуггеров это означало гарантированное крушение аппарата.
Не будь Тихон кадровым пилотом, он бы замандражировал. Но его учили, первое: командир всегда прав. Второе: наша техника – ой какая надежная. Третье: пока автопилот катает, можешь спать, потому как автопилот самая наинадежная техника и есть. Вдобавок, он правее любого командира.
