— И кто же владел этой мельницей?
— Так я же говорю: семейство Мбонга. Это странно даже сейчас, что негры владели землей. Причем, как я знаю, они никогда не были рабами. Да, хотя кому этот пустырь нужен, только скалы да мыши!
— И Марка эта мельница заинтересовала? А что он еще желал знать?
— А вы знаете его? — удивился архивариус.
— Да весь город сплетничает о нём. — поспешил объясниться Пазола.
— Да, жалко его. — согласился мистер Марч.
— А колодец, колодец он нашел? — напомнил Сарториус.
— Не знаю. — пожал плечами библиотекарь.
— Откуда здесь колодец! — усомнился гость.
— Один-то точно есть. У Макконнехи за домом. У Фрэнка него ведь нет водопровода. Он один пользуется колодцем.
— Неужели сам вырыл? — допытывался хитрый гость.
— Куда там! Вы бы видели этот колодец! Это же монумент, не иначе! Один только ворот выдержит тонну, не меньше.
— Кто же его вырыл?!
— Не знаю, он всегда был. Да и не вырыл, я думаю. Здесь как-то группа ученых побывала, в скалах, сказали они, существуют естественные пустоты. Когда-то здесь протекали подземные воды. Потом потоки куда-то ушли. Гуляли слухи, что колодец этот чуть ли не пришельцами оставлен. Или того хуже — инки приносили ему в жертву живых людей! Кое-кто говорит, что не инки, а — ольмеки. Как бы ни было там, старый Фрэнк весьма суров и к своему колодцу местных краеведов и на выстрел не подпустит. А уж с приезжими и вовсе толковать не станет!
Пазола был очень доволен. Замечательный человек этот мистер Марч!
— Значит, Фрэнк поселился у этого колодца… — начал он.
— Вы не досмотрели архивы. — улыбнулся библиотекарь. — Предки Фрэнка Макконнехи приобрели этот участок в вечное владение. Правда, это просто кусок земли, но хорошей земли, вполне плодородной, что нечасто можно встретить в наших местах. Там похоронено уже несколько поколений Макконнехи.
— А не знаете, сколько именно? И когда они поселились там?
— Да сами понимаете, архивы начали вести не так давно, лишь с момента образования местного поселения, а до этого здесь, согласно преданиям, были лишь отдельные владения. Вот еще местные отшельники в горах — потомки, если не врут архивы, скандинавов.
Пазола прямо глаз не сводил с библиотекаря. Для последнего внимание гостя было просто праздник среди серых будней.
— Знаете, — подмигнул добрейший мистер Марч, — оторвитесь-ка ненадолго от своих бумаг, я угощу вас замечательной ежевичной настойкой, которую и делает наш несравненный Фрэнк Макконнехи!
Настоечка и в самом деле оказалась замечательной. Был также у мистера Марча чудесный домашний пирог и земляничное варенье. Новые знакомые прекрасно коротали время. Архивариус оживился, когда узнал, что мистер Макинтош подумывает о покупке здесь домика для летнего отдыха. Тогда, как будущему обитателю городка, ему будут интересны и другие нескучные басенки, которыми изредка можно себя позабавить. Макинтош охотно согласился.
Вот, например, эти отшельники в горах, что — тоже наследные земли?
Именно так, но тут уж просто комедия, а не история! Чудаков в Миллвилле хватает, уж поверьте, но эти всех чуднее.
Откуда они взялись, эти Тороссы, никто не знает. Когда в долине стали появляться дома и образовалась деревня, голубоглазые потомки викингов уже жили под своей скалой. Что заставило их покинуть море и поселиться в горах, никто не спрашивал. Да никто бы и не ответил на такой вопрос, поскольку нрав у Тороссов был крутенек, потому и женщины с ними не уживались.
Никто из горных отшельников жён не имел, только молодые уходили на поиски своей заветной половины. Пропадают год, два и возвращаются с ребенком — обязательно мальчишкой. И тоже голубоглазым, непременно с русыми кудрями. Красивые были парни, только волосы рано терять начинали, а к старости совсем лысели. Оттого им давали такие прозвища потешные. Только они не обижались.
Есть такое мнение, что и на дорогах молодые Тороссы не брезговали промышлять, да только басни это. А старики — те даже с гор не спускались. От местных старожилов мистер Марч узнал одну забавную историю и записал её как мог.
Сказание об Ульрихе Коленке и сыне его —
Зигфриде Не-За-Что-Ухватиться.
В ту пору, когда здесь, в долине, начали селиться люди, старшим у Тороссов был Ульрих и был он совершенно лысым — вот как Тыква Оддо, только характером куда покруче.
И было место это не пустынным, отнюдь! Здесь жили племена индейцев кроу и навахо — кочующие племена, враждующие кланы.
Здесь в речках живность всякая водилась, селились и бобры. Вот из-за них у кроу и навахо всегда вражда была: им всем хотелось шкурок побольше приобресть. Ведь шкурки у индейцев — те же деньги.
Вот раз вернулся молодой Торосс Зигфрид с напрасных поисков своей Брунгильды, и без жены, и без ребенка — вот беда-то!
Не знаю, что уж там они не поделили, да только молодая сыночка муженьку не отдала. И отослала его подальше: иди, мол, в горы, муженек, к своим пустынным скалам и с соколом своим любезным там целуйся!
В таком веселом настроенье он шел домой и тщетно искал на голове своей плешивой хоть пару прядей, чтоб выдрать их с досады.
Тут молодые воины навахо в кустах подстерегали кроу и жаждали им непременно по-быстрому намылить шеи: чтоб, значит, по чужим не лазали ловушкам и впредь бобров по-наглому не пёрли!
Но кроу молодые не явились, поскольку на тот день для них счастливый они всем поселением справляли свадьбы и пили огненную воду большими кружками, и ели мясо. Лишь невезучий Зигфрид в штанах поношенных и с маленькой котомкой за плечами тащился по дороге в гнездо родное, чтоб, значит, с соколом там целоваться.
Навахо между тем уже вспотели в кустах-то, ибо жарко у нас на местности бывает в это время. И позарез им было нужно врага найти и в стан отеческий доставить: пускай их более никто не упрекает, что дело делают они небрежно. А кроу нет как нет — вот незадача!
И тут решили бедолаги, что надо хоть чего-то принесть к старейшинам на палке, поскольку воину навахо идти домой без скальпа стыдно. Вот и попался им в засаду несчастный, бедный, лысый Зигфрид!
— Постойте, братья, что за чудо сегодня в сеть к нам угодило? — с таким вопросом обратился к своим товарищам вожак их — Быстрый Лис.
И он пощупал крепкой дланью то, что считалось у Тороссов роскошной гривой молодецкой и было гордостью отцовской за юных сыновей своих.
Младой Торосс не знал ни слова ни по навахо, ни по кроу. Но только сразу догадался, что молодым индейцам этим его прическа приглянулась.
