До этого дня бог миловал его от близкого общения с наркоманами. Повезло, что никто из родных и близких друзей не подсел на дурь. Выкуренные же в студенческие годы косячки следа в памяти не оставили. На фоне выпитой горилки прошли совершенно незамеченными. Ну, покурил и покурил, так сказать…
Правда, были несколько старинных знакомцев — дворовые ребята и парочка пацанов из взрослой жизни. Пути-дороги давно с ними разошлись, только редкие встречи на улице или всплывали в разговорах с общими приятелями. Ответы на вопросы, типа: "Помнишь Зеленого из параллельного класса?" или "Ты давно Сашку Хвороста видел?" — неожиданно оборачивались жутковатыми рассказами — подсел на мак, героин и сгорел за несколько лет. И короткое описание последней встречи: "прошел мимо, если бы он сам не окликнул, то хрен бы я узнал: высох — кожа да кости остались…", "Жанка! Какая девка была! С ума сойти, во что превратилась. Замуж за зэка вышла, потом оказалось, что он не завязал, в зоне на иглу подсел. Его через год опять загребли и на червонец. А у нее маленький ребенок плюс денег ни копья. Стала приторговывать маком и начала сама ширяться. Видел недавно — одна тень осталась…".
Временами встречались ему в городе компании худых людей с землистыми лицами. Мужчин и женщин неопределенного возраста: никогда неясно сколько лет, то ли за сорок, то ли двадцать. Худые, на грани истощения, в дрянной, грязной одежде. Тихие и сосредоточенные, в отличие от алкашей у баров. Любому видно — люди собрались не просто так: пошуметь, обсудить текущий момент за бутылкой водки-пива. Нет. Все очень серьезно: в глазах, подернутых пеплом ожидания, тлеет такой огонь… Куда там любви и сексу! Только голод может сравниться с этим чувством. Тот голод, для удовлетворения которого человек с легкостью и целеустремленностью пса, идущего по следу течковой суки, решается на кражу, убийство, предательство. Главное, чтобы в такой компании не оказалось знакомого.
Иначе все. День испорчен. Пошатываясь, но с неожиданной резвостью выскочит из своей кучки. Торопливо подойдя, ухватит нечистыми пальцами за руку. И начнется с искренностью умирающего от жажды, увидевшего дождевую лужу в пустыне. "Здорово, братан, кореш, дружище… Сколько мы не виделись… Ты классно смотришься, мужик! Слышал неплохо стоишь. И тачка у тебя крутая…". На небритом лице с траурными глазами, запекшимися губами гримасы, долженствующие отразить восхищение тобой и твоим преуспевающим видом. Тонкая, костлявая кисть с черными дорожками все дальше высовывается из рукава драного свитера, а из прореженного рта налетает гнилой запашок. А ты стараешься не смотреть на Петьку или Сашку, с которым в детстве играл в футбол, дрался в общем кодле район на район, или первый раз в жизни пил водку. Деликатно отворачиваешься, делая вид, что заинтересовала проходящая дамочка, быстро начинаешь дышать ртом, чтобы только не ощущать чужой, мерзкий запах. Запах разложения и скорой смерти.
Тебя же все настойчивей теребят за рукав, полу и просят, ноют, а иногда требуют дать в долг. "Ты понимаешь, такая ситуация. Деньги нужны, а домой идти некогда. Отдам через неделю… несколько дней… да, че ты сомневаешься?! Сегодня вечером приезжай ко мне на хату — сразу отдам. Заодно посидим, бухнем за встречу, повспоминаем…".
И никуда не деться от просящего, не отказать. Ничего не объяснить. Потому что не услышит, да и плевать ему на твои резоны. Он сам все знает, прошел через такие унижения, которые тебе и не снились. Сам все про себя, других людей давно понял и забыть успел. А может не понял, не захотел или не мог от природы. И ты не последний, у кого он попросит. Слава богу, если только попросит, а не кинется с ножом срывать у прохожей девицы с шеи золотую цепочку, или ударит в подъезде куском арматуры по затылку.
Хорошо, если в карманах есть мелкие деньги: сразу можно отделаться малой кровью. Пару мятых бумажек по десять, пять гривен. Вынимаешь, суешь в подставленную ковшиком ладошку и со словами "Извини, не могу больше… Ну мне пора идти. Ты же понимаешь — дела ждать не будут!" быстро уходишь и шаги твои похожи на бегство. А в мозгу потом сидит эта гребаная, сто раз ненужная встреча. Мысленно вернувшись к ней, хочется напиться от тоски за него и радости за себя. За то, что такой умный-здоровый. Тьфу!
Николай смотрел на девчонку, которую ломало, и не знал, что делать. Началось со рвоты, потом конвульсии, истерика. Быстро, слишком быстро и нет времени подумать, только растерянность, отвращение к психопатке. Ощущение своей беспомощности. Слезы, сопли и стоны на весь лес. Крики, бессмысленные угрозы, снова стоны. Просьбы, уговоры, смысл которых "Дай, мужик, дай! Не могу — сдохну сейчас. Помоги, видишь же, что кончаюсь… Отвези, я тебя умоляю, отвези…". В город, в больницу, к друзьям-товарищам…
"Я для тебя все сделаю. Хочешь отсосу?! Хочешь выеби! Только отвези! Я же сейчас сдохну, если не отвезешь. Прямо у тебя на глазах сдохну! Из-за тебя, сволочь, животное толстокожеее… Помогиии…". Ползает девка по сухой траве у твоих ног, корчится не хуже эпилептика. Скребет, ломая ногти, землю и громко, нарочито громко стонет. Просит. Рыгает уже не водой, а какой-то тошнотворной желчью…
Растерявшийся перед новой бедой, Николай первые минуты стоял словно в ступоре. Потом полез в аптечку, нашел таблетки валерьяны. Почти все рассыпал по земле, только три или четыре угодили в рот наркоманки. Чуть не получил камнем за свою попытку помочь: она схватила с земли и замахнулась. Тут же сама отшвырнула гальку прочь, разрыдалась с новой силой.
— Ты, что не понимаешь, не понимаешь, дурак, — захлебываясь в слезах, стонала девка, — ты, что не понимаешь — на меня это не действует! Мне это не помогает! Не действует на меня такое дерьмо! Отвези меня в город! Ну, что тебе стоит?! Ну, что… — и снова стоны и судороги.
Не прошло десяти минут, как Николаю больше всего на свете захотелось схватить ползавшую по земле идиотку за куцый хвостик волос и рвануть так, чтобы на мгновение онемела от боли. Приложить физиономией о ствол дерева. Или ударить ногой. В плоский живот. Со всей дури. Пусть замолчит и десять раз потом подумает прежде, чем так выть. Сука!
В какой-то момент мужчину начало трясти и он со страхом понял, что сейчас действительно ударит свалившуюся ему на голову психопатку. Будет бить ногами, руками, пока не заткнется. Забьет на смерть… Николай поспешно пошел прочь к морю, стараясь не слушать несущиеся ему вслед проклятья и нечленораздельные угрозы. Стоны, стоны, стоны!
Он заткнул уши. Нужно было что-то делать. Самое правильное и верное — уехать. Пусть устраивает спектакли без зрителей. Себе одной-любимой. Поисковик оглянулся — девчонка стояла на коленях, обхватив живот руками, почти уткнувшись лбом в землю. В ноздрях распухшего синего носа пузырилось, из черного рта тянулась струйка слюны.
