В душе его немедленно проснулся Лёня-драматург.
– Вы можете подумать, что это учения, – бодро сказал он ей, и успокаивающе улыбнулся. – Или что я схватил обычного квартирного вора. Но это не обычный вор! Видите, какая нерусская образина? И всё же не бойтесь, он уже в наших руках. Понимаете?
Она кивнула ему; на лице её уже не было ни следа страха.
– Почему в наших руках, спросите вы? – продолжал Лёня свои песни, всё больше воодушевляясь её красотой. – Потому что это вы дадите мне во-он тот портфель, что валяется у ваших прекрасных ног. В нём есть наручники, и знаете что? Хотите, я вам разрешу самой надеть их на него?
– Нет, – ответила она совершенно спокойным, даже равнодушным каким-то голосом, наклоняясь, чтобы подобрать портфель. И не разгибаясь – когда их глаза были на одном уровне – заглянула ему прямо в душу. Лёню Бейлина как парализовало: взгляд прекрасной девы был страшнее бездонной ночи. «Жуть!» – эта мысль появилась и метнулась прочь одновременно с другой: «Какой нечуткий пошёл зритель…».
И ни одной больше мысли не успел он завести в голове своей за тот краткий миг, которого хватило ей, чтобы, крутнувшись на одной своей красивой ноге, ударом другой, не менее красивой ноги в эту бессмысленную голову, сбить его со спины задержанного террориста.
Последнее, что услышал Лёня Бейлин, прежде чем провалиться в бессознательность, был мужской голос:
– Дорогая, ты же обещала не убивать русских…
Сегодня океан был спокойным. Боб Шилин и король Бомонза, прогуливаясь по берегу, могли разговаривать, даже не повышая голоса.
– Я привёз всё необходимое, чтобы остров имел энергию. Бесплатно и безопасно.
Боб, одетый в шорты и лёгкую рубашку, был спокоен и доброжелателен.
– Очень хорошо, – отвечал ему король, поглядывая, как туземцы разгружают самолёт. – Энергия нам нужна. И я рад, что ты принял решение.
– Я за эти дни придумал, как извлекать энергию из моего эквиполя. Энергия, она ведь вылетает в виде протонов. Будем преобразовать её в тепло, вот вам уже экологичная электростанция. Это, – и он пренебрежительно помахал рукой в сторону ветряков на холме, – вчерашний день. Теперь тут всё будет по другому.
Король с нежностью посмотрел на него:
– Бомонза, – сказал он. – Бог Бомонза всегда и всё делает к лучшему.
– Ну, предположим, – согласился Боб. – То есть, нет, в существование какого-либо бога я всё равно не могу поверить. Но вот когда становится лучше, это я приветствую. Жизнь, она вообще должна быть без лишних сложностей. Что нужно человеку? Энергия. То есть чтобы ему было сытно и тепло. А в нашем сложном мире между человеком и энергией наплодили тучу посредников. Совершают немыслимое количество ненужных действий, производят незнамо что, и лишь получив за эту чепуху деньги, могут получить еду и тепло. Это же ужас какой-то. Вдруг денежный кризис, и начинай сначала. С моим приборчиком, конечно, всё можно исправить.
– Я же тебе говорил, в чём суть учения Бомонзы, – сказал король, пожимая плечами. – Гармония между человеком и природой. Так и должно быть.
– Здесь да. Но мой мир к этому не готов, хоть все и трендят про устойчивое развитие.
– Так и брось его.
– Приношу на блюдечке, объясню – не хотят слушать. А ежели захотят вдруг, то или законопатят меня в тюрьму, чтоб больше никому не сказал, а скорее всего, используют мой эквиполь, чёрт знает, для каких гнусных целей. Чтобы опять делать деньги, например, или чтобы людей убивать. Вам никогда не приходило в голову, что самое устойчивое развитие, и самая большая наша гармония с природой – в могиле?
Король хохотнул. Уверил Боба:
– Поселишься здесь, твой пессимизм как волной смоет.
– Да… Пожалуй, что поселюсь. Домик у вас найдётся? Или я могу сам бунгало построить. Навыки есть кое-какие.
– Найдётся для тебя домик, найдётся. Бомонза, он ничего не делает вполовину.
Возвращение с базы на дачу было трудным. Какие-то в «Москвиче» перебои с энергией. Боб понимал, что мономагнитный шар не может испортиться. А вот генератор… Генератор в «Москвиче» следует задублировать, как в МиГе. Да и в МиГе его нужно улучшить. Всю дорогу он обдумывал устройство нового двойного контура.
А что же он обнаружил, добравшись до дачи?
Народная целительница Антонина Николаевна Перепетуя хандрила. Если бы ей был известен современный молодёжный сленг, она бы поняла, что у неё «отходняк», вызванный резким сокращением дозы внимания, уделяемой её персоне публикой. Сегодня вокруг их деревни болталось меньше двадцати бездельников, хотя совсем недавно их было больше сотни. Она уже забыла, как в летние месяцы считала большой удачей, когда за её услугами приходило больше двух несчастных женщин в неделю.
– Похолодало, вот и не едет никто, да и слава Богу, – объясняла она соседкам, пряча досаду. Но про себя знала, что причина «низкой явки» – в разочаровании людей: они жаждали чуда, а её зятёк-изобретатель разобрал летучую метлу, да и сам куда-то сгинул. А ведь людей обязательно нужно подогревать, подкармливая их интерес, и тогда они будут торчать в деревне даже зимой, в надежде разгадать загадку. А кто будет торчать здесь, если ничего не происходит?
Поэтому, когда затёк прикатил наконец на своём хромом «Москвиче», народная целительница высказала ему всё, что на душе накипело.
– Уж я бы сообразила, – добавляя в голос яду, говорила она ему, – что нельзя злоупотреблять-то… Летала бы изредка, по ночам. Кому бы от этого был вред? А так, все сбежали! Тут знаешь, чего было? Статья в газете про суеверия! Будто никто никуда не летал ни на какой метле, будто примерещилось всем. Ведь нет же доказательств. Ни фотографий, ни кино. А интервью автору этой врунливой статьи дал он, он, батюшка местный! И что я могу возразить на это, ведь ты нарочно запускал меня ночью! И не дал мне полетать вокруг церкви…
– Тоня, – отбивался Боб. – Если бы тебя хоть раз сфотографировали или сняли на видео, то потом пригласили бы, куда не надо, и, предъявив эти снимки, стали бы задавать вопросы. И кирдык твоему чуду! А так, никто не знает, и никто не спрашивает.
– Спрашивают, спрашивают! – ответила она ему злорадно. – Приезжал твой дружок Юра Грачёв. Оставил визитку. Говорил, очень твоими изобретениями интересуются в околокосмических сферах! В ИКП твоём.
– Как это, Юра Грачёв? – поразился Боб. – Нет в ИКП никакого Юры Грачёва.
– Он твоим соседом был в Черёмушках ещё.
– Когда я жил в Черёмушках, – возразил Боб, – а это было двадцать лет назад, в пятом корпусе действительно был Грачёв. Может, даже Юра, но все его звали просто Каркиным. Но в каком дворе не было своего Грачёва?! Этих Грачёвых, как грязи. У нас даже министр обороны был Грачёв. Тот наш Каркин, с Черёмушек, увлекался штангой и был не дурак дать кому-нибудь в морду, но от науки бегал, как…
