К несчастью, на лучшее рассчитывать пока не приходилось.
Компьютеры и приборы сообщили Фриде, что в течение трех часов скорость космолета возросла всего лишь до пятидесяти двух километров в секунду. Таким образом, ускорение составляло лишь девять процентов от начальной скорости, хотя с этого момента должен был произойти положительный поворот.
— Как у нас дела, Хан? — нетерпеливо спросила в микрофон Джели. Ее голос был слегка озабоченным, и чувствовалось смущение, как будто она боялась оторвать ученого от дела. — Мне наконец-то удалось закрепить как следует все бьющиеся и все незаменимые вещи, — сказала она, — а когда мы начнем ускоряться?
— А мы уже давно начали, — ответил Фриде. — Вот уже три часа, как корабль набирает скорость.
— Но я ничего не чувствую… ну, может быть, слегка ощущаю притяжение.
Ей наверняка пришлось нелегко, подумал Фриде. Ускорение и все связанные с этим неприятные вещи в первую очередь должны были отразиться на центральной оси, там, где как раз Анжелика наводила порядок. Хотя, возможно, Джели просто хочет скрыть от него, что имеются кое-какие повреждения, неизбежно вызванные его маневрами. Ученый был тронут.
— Мы очень неплохо идем, дорогая, — заверил Джели Фриде.
— А сильно… я имею в виду, двигатель работает так, как ты и предполагал? — спросила она.
— О да! Он в прекрасном состоянии, и бояться нечего. Совершенно нечего.
Фриде по-прежнему смотрел на часы. «Гиперион» уже прошел границу того временного промежутка, после которого, по расчетам доктора, облако из частиц должно было их настигнуть. От шести до двенадцати часов, прикинул Фриде, в зависимости от количества энергии, испущенной взрывом. Хотя, судя по размерам импульса, могло оказаться и быстрее, и корабль уже наверняка вошел в зону бушующего магнитного шторма, если верить магнетометрам. Теперь могло произойти все, что угодно.
Раздробление
Воссоздание
Сжатие
Синтез
Среда вокруг капсулы плазмота вновь изменилась. Она густела и нагревалась. Снизу вновь стало ощутимым давление магнитного потока, которое плазмот не испытывал с того времени, когда в результате взрыва протуберанца его не выкинуло из фотосферы. Давление у стенок капсулы росло, пока не стало абсолютно невыносимым.
Если низкая температура и близкая к вакууму среда заставили плазмота сжаться, то с увеличением температуры и ростом давления процесс пошел в обратную сторону. Плазмот стал раскрываться подобно опущенному в воду японскому бумажному цветку. С точной последовательностью связанные мембраны и «конвертики» заряженных частиц быстро превратились в отлаженный как часы механизм.
Среда вокруг плазмота была весьма необычной — сжатый между огромными магнитными полями направленный поток, напоминавший трубообразный протуберанец, соединявший два холодных бассейна на поверхности Солнца. Потянувшись вверх, плазмот инстинктивно влез в новую конфигурацию силовых линий, смешавшись с ними, дабы избежать падающего на него каскада горячих газов, наполненного заряженными и нейтральными частицами.
Будучи по природе творением плазмы, плазмот понимал, что странная форма силовых линий до некоторой степени усиливает этот газовый поток. За счет направленности канал увеличивает скорость прохождения газа и создает под собой область низкого давления. В результате материя нагревается, и ей становится тесно в отведенных объемах. Еще более расширяя проход, канал дает выход горячим и быстродвижущимся газам.
Новое средство передвижения весьма напоминало те многочисленные варианты, которые плазмот использовал, находясь в солнечной атмосфере. По сравнению с его собственными гибкими мембранами, возможностей для маневра было, конечно, меньше, но новая система была все-таки более энергонасыщенной и давала более постоянную тягу.
Плазмот хорошо понимал, что такое движущая сила и сейчас, наконец-то, он ее получил.
Не обладая возможностями для маневра в практически чистом вакууме, где он как раз и находился сейчас, плазмот мог только надеяться, что ему удастся уплыть подальше от испущенных взрывом заряженных частиц и радиации, используя растущее давление. Он не мог предугадать, как далеко его унесет, поскольку так далеко ему заплывать не приходилось. Не знал он и никого из своих собратьев, которым посчастливилось побывать в этих краях и вернуться живыми. Все, что он понимал, так это то, что холод и пустота в этой дали рано или поздно оборвут его жизнь.
Будучи в состоянии двигаться, плазмот мог бы вернуться в естественную среду обитания — в горячие и густые плазменные потоки. Это его интуиция подсказала, что сжатый канал может обеспечить ему движение.
Однако сейчас плазмот вверил свою судьбу в руки несущегося с огромной скоростью газового потока. Поток шел откуда-то со спины, со стороны Солнца. Словно студент, изучивший плазменную физику, плазмот знал, что всякий организм, находящийся в подобном потоке, если ему удалось успешно осуществить сжатие, находясь в сжимаемом пространстве, сможет двигаться в обратном направлении, против течения. По принципу действия и ответной реакции плазмот сможет направиться к Солнцу, к местам привычного обитания.
В одно мгновение плазмот понял, что лучший выход для него — остаться в этом сжимаемом пространстве. Немедленно он привязал себя к месту наибольшего сжатия и принялся исследовать окружающую среду.
Посредством изучения, интуиции, исследования, анализа через некоторое время он уже мог почувствовать каждую грань магнитного поля, конденсировавшего ионный поток. Воспользовавшись постоянно излучаемым солнечным теплом как компасом, он изменил силовые линии поля, усилив их своей массой, направив их в другую сторону волевым усилием и придав тяге более полезное направление. Вскоре широкая полоса солнечной фотосферы ясно отражалась в сознании плазмота.
Он направлялся домой.
Вспышка
Захват
Кружение
Падение
НА БОРТУ "ГИПЕРИОНА, 22 МАРТА, 2:04 ЕДИНОГО ВРЕМЕНИ
Застрявший в отсеке управления кораблем и прибывавший в неведении относительно размеров возможных последствий прохождения сквозь облако, доктор Ганнибал Фриде наблюдал, как росли цифры на счетчиках, измерявших волны случайного генерируемого тока, испущенные насыщенными зарядом ионами, которые непрерывно бомбили его звездолет. Недолговечные магнитные поля частиц посылали яростные разряды, пробивавшиеся сквозь металлическую обшивку «Гипериона», врезаясь в протянутые под ней электрические цепи и вклиниваясь в дисководы микропроцессоров.
