— Через пять минут будем на месте? — понял Васинцов и дал знак отряду приготовиться.
Да, что ни говори, а летать этот Черемша умел. Вертолет завис на месте, едва не касаясь «лыжами» раскисшей пашни, «грифы» оперативно попрыгали на землю, быстро оттащили вещмешки на сухое место.
Васинцов показал пилоту большой палец руки, тот опять нагловато улыбнулся, и вертолет взлетел. Действительно, в тумане низко над землей он был совсем незаметен, а вскоре и вовсе исчез из виду.
— Ты это, «Сталкера» Тарковского смотрел? — спросил Васинцова любитель кинематографа Кайметов.
—Ну…
— Похоже, да?
Что и говорить, эта необитаемая деревня производила тяжелое впечатление. И даже не заколоченные окна домов и покосившиеся, а порой и вовсе упавшие плетни наводили печаль и тоску, а сиротливо пялящийся в небо колодезный журавль, забытый трехколесный велосипед у сельсовета, почерневшие, покосившиеся кресты электростолбов, с которых свисали обрывки проводов.
— Слушай, командир, я недавно кино смотрел документальное, там про города старые показывали, те, из которых люди ушли. В общем, в джунглях город за пару лет в зарослях исчезает, так что в паре шагов от главной площади пройдешь и не заметишь. А у нас побольше, наверное. Как думаешь, сколько лет эта деревня брошена?
— Странно, на карте деревня значится как жилая, тридцать душ, не считая фермеров, — сообщил Дзюба, разворачивая планшетку.
— Может, карта устарела? — предположил Кайметов, которого от волнения снова пробило на болтовню.
— Сам ты устарелый, карта этого года. Лучше под ноги себе смотри, вся пятки мне отдавил, правоверный косолапый! — парировал Дзюба.
Герда вела себя спокойно, она неторопливо забегала на каждое крыльцо, принюхивалась и, не обнаружив запаха человека, бежала к следующему дому. Лишь однажды она сорвалась с места, перепрыгнула покосившийся плетень и шуганула большого рыжего кота. Полосатый разбойник в три прыжка забрался на большую березу и оттуда зашипел.
— Порядок, командир, никого здесь нет, — сообщил Юдин, появляясь из-за покосившегося здания с выцветшей табличкой «Сельсовет». — И судя по всему, где-то с недельку населенный пункт совершенно пуст. Есть следы автомобильные, но тоже довольно старые, пару раз заметил волчьи следы…
За перелеском они увидели промокший скирд соломы, Юдин скинул рюкзак и оперативно забрался наверх. Он долго вглядывался в бинокль, наконец на спине съехал на землю и доложился:
— Людей не видно, но люди определенно здесь.
—???
— Коровы недавно доены, у лошадей свежее сено, с заднего двора дымок поднимается.
— Если коровы доены, значит, разумная жизнь в наличии, — глубокомысленно предположил Дзюба. — Командир, я предлагаю разведку. Надо бы расспросить, да и отогреться не помешает.
Васинцов сделал знак, Корич с Крушилиным скинули десантные мешки на землю и вслед за Гердой двинулись к ферме. Через полчаса в наушниках у Кайметова засвистело, затрещало.
— Командир, Крушилин передает, что можно подходить…
Корич огляделся и подцепил ногой краешек половицы. Под половицей обнаружился люк с большим железным кольцом. Потянув за кольцо, Корич открыл вход в подвал, в темноту вела узкая деревянная лестница. Прапорщик принюхался, воздух в подвале был не затхлым, видимо, вентиляция работала. И зверем совершенно не пахло. Корич закинул «калаша» за спину, подсвечивая себе фонариком, осторожно спустился вниз и… в затылок ему уперлось что-то твердое и холодное.
— Руки вверх, и не думай даже дернуться, — раздался зловещий голос.
В принципе Корич знал, что делать в таких случаях: резко вниз и в сторону, фонарик отбросить вперед. В темноте это часто срабатывает, стреляют, как правило, в сторону света. Но удерживали два фактора, во-первых, ствол неизвестного оружия слишком плотно прижимался к его затылку, во-вторых, голос, предлагавший ему не дергаться, был несомненно женский, даже, можно сказать, девичий.
— Кто такой, че те здесь надо, ты зверь?
— Нет! Я прапорщик спецподразделения «ГРИФ» Корич…
— Маньк, посвети-ка ему на морду и погоны, правда прапорщик?
В темноте раздались легкие шаги, Корич зажмурился от ударившего в глаза луча света от мощного фонарика.
— По морде вроде как зверь, но в форме. Людк, у прапорщика сколько звезд?
— Две.
— Значит, врет, у этого три.
— Я старший прапорщик, — объяснил Корич.
— Заткнись, — ткнули его в затылок. — Людк, забери-ка у него ружье.
Корич покорно отдал «Гюрзу», еще раз упустив случай нырнуть в темноту, использовав невидимую Людку в качестве живого щита.
— Странное какое-то ружье, куда нажимать-то и не разберешься.
— Осторожней, заряжен! — сказал Корич, но тут же получил очень обидный пинок под зад.
— Заткнись, говорю! Слышь, Людк, пощупай-ка его, он лохматый?
— Ага, щас…
Корич почувствовал, как тонкие холодные руки лезут ему под броник, потом под куртку, под майку.
— Не, нормальной лохматости, и в мышцах весь, сильный, наверное… — последние слова Людка сказала с изрядной долей восхищения.
— А это… посмотри у него, ну в штанах.
Тут же Корич почувствовал, как на нем расстегивают ремень, как холодная рука скользит в нему в брюки…
— Эй, девицы, а может, хватит? — попробовал он возразить.
— Глохни, — ствол опять ткнулся ему в затылок, — ну как там?
— Не, не зверь, нормальный мужик, — сообщила Людка и хихикнула, — и хорошенький такой.
Корич, совершенно обалдев, почувствовал, что Людкина шаловливая рука возбуждает его самым натуральным образом.
— Не увлекайся, дура, — предупредила Манька, — а ты вытяни руки вперед, ну!
Корич послушался и тут же услышал, как на его запястьях щелкнули наручники. Да, забава переставала быть невинной.
— Теперь три шага вперед и ложись!
— Куда ложиться-то, — пробурчал Корич.
— На кушетку, лицом вверх.
Корич уперся во что-то мягкое бедрами, наклонился и руками нащупал перед собой что-то деревянное, застеленное матрасом и каким-то тряпьем.
Улегшись на спину, он почувствовал, как наглая Люська занялась его мужским естеством самым непосредственным образом и, самое удивительное, что, несмотря на всю комичность и одновременно драматичность ситуации, он возбудился. А девица перешла от рук к делу одним из древнейших известных человечеству методом.
— Говорю же тебе, не увлекайся, — одернула ее Манька, — ну-ка подержи лучше фонарик и ружье.
— Ну вот, Мань, опять ты первая, — заныла Люська, и по характерному шороху задираемого платья Корич понял, что его сейчас поимеют. Предчувствия его не обманули, впрочем, Люська ныла зря, ей тоже перепало…
