Потом они замерли друг против друга: Сайнек — чуть выше человека на краю твердой скалы и Гарамаск — на покатой полосе щебня, который скользил под ногами, оползал волнами и перетекал через край пропасти, словно вода. Чаво, болван оганта, жевал тигровую травинку и смеялся.
С изумлением Гарамаск заметил интеллект, полноценный интеллект в глазах ягуара. Это была личность, разумное существо, безотносительно того, к какому виду оно принадлежало. Разумный взгляд был почти дружелюбен, и двое поняли друг друга. Им предстоит драться не на жизнь, а на смерть, но они опознали один в другом, кем они были. Представители высшей расы — Ягуар, Человек, Рогха — первородные, не подлежащие сравнению с оганта, свинами или ленивцами.
Гарамаск сделал попытку соскочить с полосы скользящего щебня. Он обменялся мощными ударами с Сайнеком, пропустил несколько самых сильных и едва не свалился с обрыва, когда, потеряв равновесие, сползал по щебню спиной вперед.
— Тебе нечего бояться, Папа Гарамаск, — крикнул оганта Чаво откуда-то сверху, куда он успел вскарабкаться. — Я буду сталкивать валуны на Сайнека и убью его.
И Чаво покатил валуны — спешно, неточно, рискованно. По его придурковатому смеху Гарамаск понял, что Чаво целится не столько в Сайнека, сколько в него, стараясь или сбить его с ног, или вызвать оползень щебня, который смыл бы человека вниз.
Со смесью безотчетного ужаса и нарастающей отваги, что было характерно для него в моменты глубокого кризиса, Гарамаск сражался со скользящими камешками, помогая изо всех сил руками, и снова сошелся с ягуаром.
— Я такой же большой, я такой же сильный, я такой же опасный, черт побери, я как зверь, — невнятно бормотал Гарамаск. — Мы совсем рядом, добрый друг. Если я полечу с горы, то ты полетишь вместе со мной.
Но Гарамаск ошибся. Ягуар оказался лучшим зверем. В ближнем бою он превосходил человека по всем статьям, хотя доспехи, защищающие Гарамаску шею и промежность, озадачили Сайнека.
— Кто ждет внизу, чтобы выесть мой череп, Чаво? — свирепо проревел Гарамаск. — Кто ждет внизу, чтобы расколоть мне голову и сожрать мозги? Это не Сайнек. Это падальщики подо мной, и еще один наверху — ты!
— Папа Гарамаск, — хихикнул Чаво сверху, — ничего не бойся. Я столкну валуны на Сайнека и убью его.
И он продолжил скатывать валуны на них обоих, сцепившихся в драке, целясь сразу в двоих.
Гарамаск проигрывал, сползая к краю. Клыки-насадки обломились, вырвав один из его собственных клыков, и теперь он пытался рвать сухожилия ягуара зубами, давясь своей кровью. Он рубил зверя налокотными и наколенными кинжалами, бил передними и задними шпорами, но был почти распотрошен задней лапой Сайнека, которая одна заменяла ему все холодное оружие. В последний раз он освободился от кромсающего, сокрушающего ягуара и завертелся в потоке щебня, пытаясь удержаться на горе.
Чаво нацелил на человека валун покрупнее, чтобы помочь ему преодолеть расстояние до обрыва. Ягуар изогнулся для завершающего удара, и, когда он метнулся, перебирая ногами в хитром танце, вдоль края твердой скалы, валун угодил ему прямо в середину корпуса. Сайнек не сумел остановиться, после того как сильный удар скинул его в скользящий каменный поток, скатился с горы и рухнул в пропасть.
— Папа Гарамаск, я спас тебе жизнь, — обрадованно закричал Чаво сверху. — Но я должен убедиться, что Сайнек действительно мертв. Я сброшу еще больше валунов вниз на него и буду сбрасывать до тех пор, пока не удостоверюсь, что с ним покончено.
И Чаво покатил валуны на Гарамаска, стараясь сбить его с горы, а тот метался по скользящему щебню, уклоняясь от камней. Три, шесть, девять валунов пронеслись мимо него, потом Чаво замешкался, выталкивая огромный валун из углубления. Гарамаск нащупал скрытый выступ твердого камня и быстро выбрался на спасительную поверхность.
Чаво повернулся, и они оказались лицом к лицу. Гарамаск, окровавленный, израненный, лишенный одного уха, мокрый от пота и полный призрачности, ибо часть призрака из Сайнека, когда тот летел вниз навстречу смерти, перешла в Гарамаска… И Чаво. Что вам сказать о болване Чаво из рода оганта? Мог он посмотреть в глаза Гарамаску? Нет, но он никогда и не смотрел — все оганта косоглазые. Трусил ли он во время схватки? Трудно утверждать, когда речь идет об оганта. Но легкий голубой румянец — привычный цвет его лица — потерял немного своей яркости.
— Что же ты мешкаешь, проводник Чаво? — спросил Гарамаск, как спросил бы готовый к извержению вулкан. — Вперед, вперед! Мы еще не достигли вершины первой горы. Мы убили только одну из четырех жертв. Продолжаем наш путь!
Они продолжили путь. Они потратили остаток дня, взбираясь по склону. Они видели много сайнеков, которые прыжками уносились прочь, не останавливаясь. Но ни разу в течение дня не встретили самого Сайнека. Некоторое время Сайнек будет мертв. Гарамаск отцепил оружие и часть доспехов и повесил на пояс. Подниматься стало легче. С последними лучами заката охотники добрались до вершины Домбы, первой горы Тригорья.
Высокогорное плато служило основанием для следующей горы: из него вырастала Гири, вторая гора Тригорья. Они съели горький горный паек и пожевали зеленые орехи койлл, чтобы утолить жажду. Потом устроились на ночлег — так подумал Гарамаск.
Но Чаво вынул из рюкзака струнный инструмент и начал производить гнусавейший, отвратительнейший шум, когда-либо слышанный человеком. Когда же оганта начал своим самоуверенным пронзительным голосом издавать леденящие душу крики, Гарамаск понял, что не заснет.
— Ты убедил меня, волчонок, — прорычал он. — Ты установил новый всемирный рекорд — самый хриплый звук. Но так ли необходимо продолжать упражняться?
— Тебе не нравится? — удивился Чаво. — Я горжусь своей музыкой и пением. Мы считаем, такое исполнение позволяет раскрыть всю силу и полноту звука.
— Мне кажется, что нечто иное. Рогха известны как самые музыкальные существа во вселенной. Как могли их сожители, вы, оганта, стать самыми немузыкальными?
— Я надеялся, моя музыка придется тебе по душе, — опечалился Чаво. — Я по-прежнему хочу понравиться тебе. На самом деле мы приятные существа. Даже некоторые из рогха признали это, правда с раздражением. Честное слово.
— Вы грубые невоспитанные бычки, Чаво, я понимаю твой мир все меньше и меньше. Почему и как вы убиваете рогха? Поскольку я уверен, что это имеет место.
— Но их осталось совсем немного, Папа Гарамаск! И становится все меньше и меньше. Так ли обязательно убивать рогха, особенно если мы уважаем и любим их?
— А если бы их было несколько миллионов, вы бы убивали их?
