— Смотрите! — сказал дальнианин.
Два узких луча ударили из прозрачной сферы, в которой они летели, в черное пространство. Там, где лучи скрестились, заплясал огненный шарик. Он разрастался, пульсировал… Дальнианин управлял лучами, и они становились то двумя бурлящими ручьями, то двумя клинками.
— Я создаю перепады энергии, — пояснил он так просто, как будто делал обычное дело. — Это приводит к возмущению пространства, а затем к изменению движения частиц. Я могу менять энергетические заряды частиц, направление их вращения — и жидкость течет снизу вверх, газ стремится к уплотнению, многомерное время движется в том направлении, какое мне нужно.
Огненный шарик превратился в гигантский излучающий шар. На его поверхности бушевали смерчи и взрывы. Пространство, до того казавшееся пустым, изменилось. Оно больше не было черным. Багровые, серебристые, золотые отсветы заполнили его. Это был радостный пожар — пожар движения, жизни, который люди не могли представить в самых смелых мечтах. У них было ощущение, что это они зажгли новую звезду, что они могут изменять вращение частиц и управлять временем. Счастье такой силы и накала, какого они никогда не испытывали, овладело ими, породнило, сделало частями единого целого. Им казалось, что вот-вот они создадут мир, с которым сольются воедино в гармонии. Этот мир станет частью их, а они — его разумом, его волей.
«Может быть, что-то похожее я испытывал, когда был водителем патрульного космолета? Бывали минуты, когда я как бы сливался с аппаратом в одно существо, каждое движение которого зависело от моей воли, — подумал Светов и ответил себе: — Нет, это нельзя сравнивать».
Роберт посмотрел на Вадима, на его беспокойные пальцы, переплетающиеся в Живой решетке. «Тебе повезло, мальчик! — думал он. — В юности ты познал такое чувство, какое я испытал только к концу пути. Красивое чувство, самое красивое и самое сильное. Но вот каково тебе будет жить после этого? Ведь все, что познаешь потом, ты невольно сравнишь с этим чувством. В чем же ты сможешь найти удовлетворение?»
— Еще звезду! — попросил Ким. — Образуйте здесь еще одну звезду.
— Нельзя, — ответил дальнианин. — Через много миллиардов лет, по вашему счету, здесь возникнет жизнь, подобная земной, а две звезды — это уже совсем иная жизнь.
«Существо, которое живет сто лет, не будет заботиться о том, что произойдет через миллиарды лет», — с сожалением подумал Роберт, ведь он думал не о дальнианине, а о себе, о людях Земли. Он представил, как давно и насколько бы изменилось человеческое общество, лицо планеты, если бы люди были бессмертны и с самого начала своей истории вынуждены были заботиться о том, что произойдет через миллионолетия. Тогда история не знала бы девиза: «После меня хоть потоп».
Дальнианин прочел мысли Роберта и, словно этого ожидал, тотчас предложил:
— Вы можете остаться со мной навсегда. Вы избавитесь от болезней и смерти, а значит, и от страха перед будущим. Вы не будете больше ни эгоистичными, ни злобными, ни скупыми, ведь «я» и «они» не станут разъедать вас противоречиями. Вы будете бессмертными и могучими, а значит, и счастливыми… То, что ваши собратья добудут в борьбе через очень много лет, вы получите сейчас…
«А чем мы уплатим за это? — подумал Роберт. — Мы отдавали за крупицы знания и могущества здоровье, молодость, мы теряли самых близких людей. Мы так привыкли за все платить, что иначе не можем…»
Вадим припомнил медные осенние леса и воздух такой чистый, что просматривались серебряные паутинки, плывущие в нем. Вот надвинулись тучи — тяжелые, мокрые, недобрые. Налетел ветер, рванул их, стряхнул тяжелые капли. Подул еще, изо всех сил надувая щеки, — и осенний дождь ударил пулеметной очередью по лужам. Вадим не любил осенних дождей, но сейчас и о них вспоминал с тоской. И, еще не вспомнив всего другого, что незримо тянулось за ним через космос, сказал дальнианину:
— Нет, я не останусь.
«Почему он не заставит нас, если это ему нужно?» — подумал Ким.
— Нельзя заставлять войти в будущее. Для будущего нужно созреть, — прозвучал ответ дальнианина.
Взгляд Светова прояснился: Вадим, так легко принявший решение, помог и ему. А было нелегко. Ведь Светов хорошо представлял, что предлагает дальниаиин. Разве не бессмертие необходимо ему, чтобы воплотить в жизнь свой замысел о путешествии к центру Галактики?
— Вы сможете вернуться потом на родину, приняв любой облик, и такой, как сейчас, — сказал дальнианин.
Роберт подумал: «В этом — ловушка. Стоит только согласиться, и мы станем другими, у нас появятся другие цели и желания. Мы потеряем самих себя. И нам незачем будет возвращаться…»
Он хотел предупредить Светова, но услышал его голос:
— Спасибо за предложение. Я не могу его принять.
Он проговорил это твердо и быстро, так быстро, что возникали сомнения в твердости.
«Он старше остальных и лучше знает цену времени», — подумал Ким. Ему захотелось спросить о чем-то, но он промолчал.
Дальнианин повернулся к Роберту, к тому, кого уже дважды считали погибшим и кто, если верить здравому смыслу, должен был погибнуть уже больше десяти раз.
«Бессмертие… Это слишком заманчиво. Это больше, чем небо для птицы, но меньше, чем глоток воды для путника в пустыне. Ему нужен бурдюк с водой, но река только задержит его в пути. Оказывается, нам не нужно больше, чем нам нужно… — Роберт снова подумал о ней. — Помогло бы бессмертие понять ее?»
Дальнианин понял его и кивнул Киму: теперь твоя очередь. А Ким повернулся к товарищам — к людям, которые никогда не могли предугадать того, что он скажет, — и произнес:
— А почему бы мне и не остаться здесь?
Его взгляд, как обычно, был вопросительным.
Губы Роберта шевельнулись, но он взглянул на Светова и промолчал.
— Счастливого пути, друзья, — сказал Ким с таким видом, как будто ничего особенного и не случилось, а его решение не должно было явиться для них неожиданностью.
…Трое землян очутились у бурлящего фиолетового ручья. Вдали у холма виднелся нацеленный в небо нос ракеты. Он казался единственной реальностью на этой планете…
САМАЯ БОЛЬШАЯ ФАНТАСТИКА
Вместо послесловия
Андрей оставил свой корабль на орбите — автоматы введут его в шлюз спутника, — а сам устремился вслед за товарищами к Земле. Защитная энергетическая оболочка, образованная его телом, была совершенно прозрачной, незаметной глазу. Казалось, что он летит сквозь атмосферу без всякой оболочки. Он наблюдал нежные полутона — светло-малиновые и сиреневые с золотистыми искорками; гигантские цветы, которые медленно раскрывали пламенеющие, подернутые пеплом лепестки. Новыми органами — энергоанализаторами он чувствовал изменение полей, а инфразрение давало ему возможность воспринять краски такой чистоты, что, хотя он их видел уже много раз, по-прежнему замирало сердце от восхищения. Время от времени совсем близко рождалось облако — это, наткнувшись на его защитную оболочку, взрывались метеориты.
