Марк не смог придумать шутку.
– Миледи…
– Ступайте, – сказала леди Иона София Джессика тюремщику и поставила дары на пол у ног Ворона. – Здравия вам, Марк. Как ваше самочувствие?
– Миледи… – повторил он растерянно.
– В кувшине вино, – продолжила девушка. – Когда уйду, оно все еще будет горячим. Я хочу, чтобы в вашей жизни стало чуть меньше страданий.
Марк промолчал. Чувство было такое, будто он внезапно разучился говорить по-человечески, и потому не понимает ни слова.
– Эрвин поведал, что вы не знали о злодействах Адриана и не повинны ни в чем, кроме преданности вашему господину. Мы не хотим причинять вам боли сверх той, что была необходима.
– Ах, как любезно, – процедил Марк. Леди Иона не уловила сарказма.
– Я распорядилась: вас теперь станут кормить с солдатской кухни. Будут овощи и свежий хлеб, иногда мясо и эль.
Станут кормить?.. Марк насторожился.
– Вам принесут новую одежду и теплую воду, чтобы омыться. Раз в три дня вас будет осматривать лекарь. Или чаще, если понадобится.
Будет осматривать? Раз в три дня?! Какие еще три дня? Разве ты не пришла меня освободить?!
– Хотите чего-нибудь еще? Может быть, книгу и свечу?..
– Миледи, – не вытерпел Марк, – что ваш муж говорил обо мне?
– Муж?.. – ее брови поползли вверх. – Ничего. Почему он должен говорить о вас?..
Вот гад! Первородный подонок!
– Нет, сударь, муж и не знает, что вы здесь… Мне рассказал о вас Эрвин. Он восхищается вашей смелостью…
Марк скрипнул зубами, силясь скрыть досаду. Наткнулся глазами на вазу, с трудом подавил желание разбить ее к чертям. Леди Иона проследила взгляд узника.
– Я надеялась чем-то скрасить вашу жизнь… Понимаю, что одних фруктов мало.
– Ну, что вы!..
– Когда была на вашем месте, мне больше всего недоставало ярких цветов. Многое отдала бы за букет хризантем или азалий. Темница так сера и сумрачна… это самое худшее.
– На моем месте?.. О чем вы, миледи?
– Моя бабушка – леди Джессика – долго была заложницей в Рейсе. Однажды я решила узнать, каково это, и попросила запереть меня в темнице на две недели.
– Отец не сказал, что вы свихнулись?
– Отец сказал, что леди Ориджин должна быть готова ко всему, и с радостью выполнил просьбу.
– И вас кормили той же дрянью, что меня?
– Конечно. Иначе в чем смысл?
– А как на счет пыток, миледи? – ехидно обронил Марк. – Иглы под ногти?.. Каленые клещи?.. Щелок на грудь?.. Леди Ориджин должна быть готова ко всему, разве нет?
Иона пожала плечами:
– Я просила, но отец запретил.
– Вы насмехаетесь надо мною? – воскликнул Ворон, хотя и знал ответ. Никакой издевки, просто она сумасшедшая – вот и все.
– Мне неприятно, если вы так считаете. Я пришла затем, чтобы помочь. Не смейте мне не верить!
– Хотите помочь, миледи? – усмехнулся Марк. – Так отпустите меня. Что вам стоит?
– Этого я не могу.
– Неужели? Вы же Северная Принцесса! Тут все впадают в экстаз от одного звука вашего имени. Леди Иона-аа!.. А-ааах!.. Прикажите любому – и он выполнит со слезами счастья на лице.
Девушка нахмурилась.
– Темница – не повод забыть о приличиях, сударь.
– Простите мою грубость – обстановка располагает, знаете ли… Так что скажете на счет свободы?
– Я не могу отпустить вас, – покачала головой Иона, – ведь тогда вы отправитесь к императору и доложите обо всем, что здесь узнали. Нам с Эрвином не хотелось бы этого.
Ну, еще бы!.. «Нам с Эрвином», видите ли! Проклятый лжец Шейланд хоть каким-то боком участвует в этом «нам»?!
Ладно, по крайней мере, он не сказал ей о монастыре Ульяны, а это уже хорошо. Есть шанс, что Шейланд отдаст Минерву владыке, а не мятежнику.
– Тогда хоть выделите комнату получше. Мне здесь немножко тесно, сложно будет насладиться вкусом фруктов.
– Эта и есть лучшая, сударь. Те, что похуже, размером чуть больше могилы, в них вечная темень и запах тлена.
Марк не стал выяснять, откуда она это знает.
– А когда вы берете в плен первородных, тоже бросаете их в каменные гробы?
– Первородные дают слово, что не попытаются бежать, и живут в обычных гостевых покоях, гуляют во дворе, едят в трапезной. Но вы же не дворянин, Марк.
– Разве это имеет значение?
Леди Иона округлила глаза в искреннем удивлении.
– Не понимаю, о чем вы… Но так или иначе, не горюйте. Вы недолго останетесь в темнице.
– Простите?..
– Война будет короткой, сударь. Вы и сами это знаете.
Вот теперь уже его глаза полезли на лоб. Он-то не сомневался в скорой победе Адриана, но был уверен, что Ориджины питают иллюзии. Иначе зачем бы им лезть на рожон!..
– Миледи, я не могу понять. Возможно, вам по душе страдания – темницы, булавки под ногти, все такое… Может, вы мечтаете перерезать запястья и умереть в ореоле кровавой пены. Белое платье очень подошло бы – девичий трупик роскошно смотрелся бы в нем… Но ваш брат – другой человек! Голову даю на отсечение: Эрвин не хочет ни умирать, ни страдать! Пожалейте его. Если знаете, как и я, кто победит в этой войне, то отговорите брата. Сдайтесь сейчас, и Адриан вас помилует.
Леди Иона туманно улыбнулась.
– Не держите зла на Эрвина. Он не гневается на вас из-за яда – простите и вы. Когда мы возьмем Фаунтерру, нам понадобится глава тайной стражи. Соглашайтесь служить брату, и он вернет вам свободу и должность. Это случится не позже, чем кончится год.
– Вы? Возьмете?! Фаунтерру?!
Леди Иона не отвечала – спокойно смотрела на пленника и ждала продолжения. Здесь бы сгодилась какая-нибудь острота, желательно – из самых едких… Но отчего-то колкости не лезли в голову.
– Миледи, вы понимаете, о чем говорите? У императора пятнадцать искровых полков, шесть – гвардейских, четыре – кавалерийских. Под его флагами выступят и рыцари Южного Пути – это еще…
– …пять тысяч тяжелых всадников и около сорока тысяч пехоты. В пансионе мы заучивали наизусть военную силу каждой земли.
– А вы изучали, кто такие искровики? Разбирали устройство копья с очами? Видели, как падает на землю тяжеленный рыцарь в полной броне от одного-единственного прикосновения?!
– Многие девушки в пансионе никогда не видели поединков. Им было легко запомнить численность, но сложно понять, чем мечник отличается от алебардщика или секироносца. Леди-наставница Франческа говорила для ясности: считайте, что пехотинец Южного Пути – хорек, грей Ориджина – волк, а искровик императора – кобра. Я знаю соотношение сил, сударь.
И вдруг он ощутил бешенство. Глупо злиться на умалишенную, но под ребрами закипела злость. Ты должна бояться! Детка, до конца года умрешь и ты, и твой братик, и отец с матерью, и все, кто тебе дорог. Счастье тем из вас, кто умрет быстро. Дочь кайра, внучка кайра, пра-пра-чертова-правнучка кайра – ты все равно девчонка, и должна испытывать страх!
– Стало быть, – проскрежетал Ворон, – вы понимаете, что у каждой кобры – три ядовитых зуба, убивающих одним касанием? Прежде, чем разрядятся копейные очи, прежде, чем бой хотя бы станет равным, вы уже потеряете сорок пять тысяч солдат! Это вдвое больше всей вашей армии!
– Я чувствую, что расстраиваю вас… – грустно произнесла Иона. – Это неприятно. Полагаю, лучше мне уйти.
– Ответьте: почему вы верите в победу?! Вас сотрут в порошок! Как вы можете этого не видеть?
Вместо ответа Иона сказала:
– Неужели вы не помните, кто я?..
Стражник открыл перед нею дверь. Когда она вышла, Марк с огромным удовольствием швырнул вазу в стену.
10 сентября 1774г. от Сошествия
Первая Зима
Последний день… До чего же мерзко звучит!
Последний день в Первой Зиме. Завтра войско северян выступит в поход: сквозь Южный Путь на Фаунтерру.
Ночью Эрвин почти не спал. Старый добрый ордж отказался помочь. Тревога никуда не делась, преспокойно улеглась в постель Эрвина. Обняла, как нежная альтесса, поцеловала в шею и принялась нашептывать – ласково, вкрадчиво.
Ты – великий человек, мой дорогой! Ты войдешь в историю, о тебе напишут книги. Непременно напишут, и сколько!.. Многие века поэты и драматурги будут вдохновляться тобою. Послушай только!..
Двадцати четырех лет от роду Эрвин унаследовал процветающее герцогство Ориджин. Не больно-то оно процветает, но это мы с тобой знаем, а в веках сотрется. Процветающая земля, могучее войско, преданные вассалы, священная Первая Зима – такие слова любят поэты. Эрвин София Джессика поставил на карту все, даже собственную жизнь, и бросил вызов жестокому императору! Роскошно звучит, правда?.. Послушай только, что будет дальше! Слуш-шай дальшше, слушш-шай, – пришептывала тревога, покусывая мочку эрвинова уха.