Распахнулась дверь, и черти с грохотом ввалились в комнату. Усач по-гусарски вытянулся, приложил правое копыто к виску и с гордостью доложил:
- Я пьян, как свинья!
- Вижу,- усмехнулся я.- Вы хотя бы приняли человеческий вид.
- Не... Не могем,- жалобно, с трудом ворочая языком, ответил Крепыш.
Все же он попытался это сделать, и несколько секунд передо мной, пошатываясь, топтался гусар. Но с каким трудом давался ему человеческий образ! Даже блестящая форма, а ею Крепыш всегда гордился, была непосильной ношей. Эполеты то исчезали, то вновь появлялись; сабля задымилась, заболталась, как веревка, и пропала. Крепыш кряхтел, морщился. Наконец махнул лапой и с облегчением рухнул в свой истинный вид. Так в своем первородном образе черти и завалились спать.
"Наверное, сильно опьяневшая нечистая сила не в состоянии держаться в человеческом виде",- подумал я. Окончательно убедился в этом через несколько дней, когда на улице увидел странно одетого субъекта. Он накинул на себя генеральский мундир, напялил на голову сверкающий цилиндр и обулся почему-то в лапти. Бормоча комплименты, он то и дело приставал к хорошеньким девушкам. Те взвизгивали и отшатывались. Субъект, приподняв цилиндр, учтиво извинялся:
- Пардон, м... мадам.
Кончилось тем, что он упал и, перегородив дорогу, растянулся десятиметровым драконом. Из его зубастой пасти вылетели клубы дыма и все те же комплименты вперемежку с ругательствами. Подскочили двое полицейских и хотели ударами дубинок вернуть дракона в человеческий вид.
- Бесполезно,- сказал один из них, опустив дубинку.- Не видишь разве? Напился, как свинья.
Последние слова полицейский произнес не с осуждением и презрением, а с откровенной завистью. Кстати, вечером те же полицейские были уже навеселе. Но лишь слегка, что позволяло им кое-как держаться в надлежащем виде и выполнять свои обязанности. Однако остальные изгнанники пили вовсю. Драконы, черти, вампиры с песнями бродили по улицам, вверху с визгом летали ведьмы и гарпии.
Сатана и ангелы на первых порах не выказывали особого беспокойства: пусть веселятся. Сатана и его приближенные по-настоящему встревожились, когда поняли: надвигается большая беда. И дело не в участившихся драках, а в падении интереса к работе. Задолго до конца смены изгнанники, побросав свои места, усаживались вокруг исторических персонажей (чаще всего это были пираты) и завороженно слушали рассказы о невиданных кутежах. Появлялась бочка с ромом. Черти по очереди пили и находили, что водка все-таки вкуснее.
Вечером после дьяволослужения у кабаков и ресторанов, выраставших, как грибы после дождя, гремели толпы, пелись песни. И уже не "шумел камыш", а другая песня стала самой модной и любимой: кто-то из исторических персонажей (уж не Алкаш ли?) пустил в обиход песню, лихо распевавшуюся в свое время матросами-анархистами:
@СТИХ = Была бы водка,
А к водке глотка.
Все остальное трын-трава.
Словечко "трын-трава", пожалуй, неплохо выражало охватившее всех настроение. Равнодушие, безразличие, неверие в возможность вырваться из "дурацкого колпака" - вот та плодоносная почва, на которую упало брошенное Алкашом ячменное зерно.
Утром по телевидению выступил Гроссмейстер. Он хмурился и, потрясая своим скипетром, разразился угрозами. Но гнев сатаны уже не мог остановить его подданных, вкусивших сладость зеленого змия. Работа на заводах шла кое-как, а гул подземных лабораторий иногда утихал совсем. Внезапно из-за горизонта вылетало роскошное облако с дворцами сатаны, и Гроссмейстер со своей поднебесной высоты метко поражал пьяниц линейными молниями. Изгнанники разбегались по подъездам, прятались в подвалах. А вечером, стараясь вымолить прощение, встречали сатану шумной вакханалией: хлопали в ладоши, трещали копытами, с воем и свистом носились под куполами храмов. Но Гроссмейстер сидел в кресле молча, свирепо сдвинув брови.
На следующий день изгнанники играли в карты и горланили песни уже с утра, пили водку в открытую - на заводских дворах, на улицах и даже на крышах. На миг протрезвев, с испугом вглядывались в небо: вот-вот налетит облако, и сатана обрушит свое самое страшное оружие - шаровые молнии и напалмовые дожди. Однако небо оставалось на удивление мирным и безоблачным. Даже после того, как в подземной лаборатории взорвался брошенный без присмотра атомный реактор.
Молчание сатаны страшило больше всего. Что он задумал? Решили, что расправа состоится вечером. Сатана разразится невиданным огненным гневом и всех испепелит.
Наступил вечерний торжественный час, которого изгнанники ожидали с замиранием и трепетом. Мне с конвоирами пришлось встретить его в соборе Святого Павла. В центре, как и в прошлый раз, расположился уже знакомый дракон. Был он пьян, но не буянил и не размахивал своими многопудовыми лапами, чего я опасался. Как и вся нечистая сила, сгрудившаяся в соборе, дракон вел себя тихо, со страхом поглядывая на экран. Даже Вий попросил поднять веки шепотом. Лишь захмелевшие гарпии с визгом носились под куполом и дрались за каждый выступ и карниз. Наконец они расселись и присмирели.
Засветились экраны, появилось облако с хрустальными дворцами, потом золотой трон с Гроссмейстером - все, как обычно. Нечистая сила заискивающе и робко захлопала в ладоши, затрещала копытами. Шум нарастал. И вдруг наступила тишина: происходило что-то непонятное. Сатана не хмурился, как ожидалось, и не гремел угрозами. Напротив, его рыхлые губы расплылись в добродушной ухмылке. Он потирал руки и весело подмигивал своим подданным. Потом встал. Нетвердыми шагами, выделывая смешные вензеля, Гроссмейстер приблизился к микрофонам и заплетающимся языком забормотал что-то невразумительное.
И тут всех озарило: Гроссмейстер был пьян!
- Ур-ра! - ликовала нечистая сила.- Наш Гроссмейстер! Наш сатана!
- Тише! - крикнул кто-то.- Сейчас увидим! Впервые увидим!
Все уставились на экран в нетерпеливом и радостном ожидании: наконец-то! Наконец-то Гроссмейстер предстанет в своем истинном сатанинском виде величественном и грозном. На драконьей морде, на рожах вампиров, чертей и ведьм - обожание, страх, любопытство.
- Люцифер! - шептались вокруг.- Сейчас увидим Люцифера.
Гроссмейстер изо всех сил пытался устоять в человеческом виде. Но его лицо дрожало и неудержимо кривилось, гасли кресты на обширной груди, мундир, покрываясь дымком, исчезал. Дракон уже раззявил свою емкую, как пещера, пасть, чтобы вовремя рявкнуть "Браво!". Да так и застыл, обалдело вылупив глазища: Гроссмейстер превратился не в грозного Люцифера! Он съежился в какое-то жалкое, ничтожное существо с кривыми рожками и длинным хвостом. Озираясь и повизгивая, это плюгавое создание запрыгало, заметалось; потом остановилось, начало глупо хихикать и чесаться.
