Ярик почесал лоб.
«Если не сегодня, то завтра она окончательно сорвется, — думал он. — Обидно. Ведь реально девчонка с головой и от души в работе».
— Знаешь, что. Вот у тебя сейчас наболело. Тебе нужно это куда-то деть. Представь вот это все таким темным облаком.
— Ой, я тебя умоляю, — засмеялась Виолетта. — Это все такое… — она даже сморщилась при мысли о всяких вариациях саморазвода. — Я слышала тысячу подобных методик.
— Не вижу ничего смешного, — настаивал Ярик.
— Да не то, чтобы смешно, — пояснила Виолетта, — но все эти методики до смеха забавны.
— Пускай. Зато ты уже смеешься. Это уже хорошо! Но ты все-таки попробуй. Хочешь сейчас, хочешь потом. Представь. И отставь это все темное в сторону. Ты никуда не можешь его пока деть. Просто отставь в сторону. И светлое само заполнит освободившуюся нишу. Вспомни маму. Вот оно твое светлое. Замечаешь, как его быстро становится все больше и больше. Вспомни еще что-нибудь. А вот теперь, когда есть, чему остаться, проткни темное облако иголкой или спицей, или вообще кинь в него пылинкой. Он лопнет даже от нее. Это просто мыльный пузырь! Он большой. Но пустой!
Виолетта немного успокоилась, расслабилась. Ярик попытался перевести тему.
— Ты говоришь, у тебя есть собака?
— Да! Бубён, — снова с нежной улыбкой вспомнила Виоелла. — Он сейчас сидит и героически ждет меня.
— Бу́бен! Не иначе, по имени прапрадеда.
— Да, нет, — засмеялась Виолетта. — Только не Бубен, а Бубён. Его на самом деле зовут Туз Бубён. Так положено, весь помет называть на одну букву. Фантазии у хозяев было достаточно, — Виолетта многозначительно подняла бровки. — В результате в помете оказались три Туза: Червон, Бубён, Виней, Тройка и Ту́за. Моего ласково иногда называют Тузиком, Бубиком, особенные невежи Бобиком. Он не обижается. Но если я его так назову! От меня он хочет слышать только Бубён или, в крайнем случае, Бу́бен, как ты сказал.
— А что за порода?
— Ой, это такая прелесть! — Виолетта, кажется, совсем расцвела. — Самоедская лайка. Чисто белая, представляешь! Я мечтала об этой собаке с детства. Родители не разрешали.
— Зато уход, наверное, за ней…!
— Это сплошное удовольствие! Сплошное и в прямом смысле. Особенно после осенней прогулки. — Она задумалась, а потом перевела тему. — А скажи-ка мне, Ярик. Ты вот чего сейчас сидишь на работе? У тебя дома жена с ребенком, а ты успокаиваешь истеричную секретутку? Безусловно, большое тебе спасибо за это. На самом деле. Эта чашка чая с тобой уже привела меня в какое-никакое настроение.
— У меня отличная жена! У нас с ней есть любимая, скажем так, прибаутка: иной раз вздорим, я под конец уже кричу: «Боже! С кем я живу?». Или она: «Боже, с кем он живет?». А потом я или опять же она отвечаем «Это же лучшая женщина на свете!» И мы оба ржем в шестьдесят три зуба, и все разногласия заканчиваются. Так что она знает, что если я еще не дома, значит так надо. Она знает, где я, чем занимаюсь.
— Знает, что ты тут меня чаем отпаиваешь?
— Узнает! Вечером.
— И она еще не сделал куклу Вуду на меня?
— Она, кстати, давно хочет с тобой познакомиться.
— Срезать пучок волос, — улыбнулась Виолетта.
— Так! Ты о моей жене, пожалуйста, поаккуратнее! — строго сказал Ярик.
— Ладно, извини. Я неудачно пошутила. Сегодня уже тоже не вижу границ приличия, — сменила вольный тон Виолетта.
— Я смотрю, тебя сейчас нельзя одну оставлять. Предлагаю прогуляться. Пойдем, где-нибудь на мосточке постоим, камушки побросаем. Завтра будешь как новенькая.
Они покинули офис. Сторожа уже даже приглушили свет в кулуарах и фойе, поэтому освещение в здании не сильно контрастировало с уличным.
Спустя несколько тем для разговора, они вышли на набережную вдоль одной из совсем не широких водных артерий города, перетянутой многочисленными мостиками. С обеих ее сторон не было дорог, а были газоны, мощеные тротуары, деревья и достойные музея фонари, завершающие образ сквера. Первые этажи домов, обрамлявших улицу, перемигивались вывесками и обеспечивали оживленность района даже в это время суток. Переходя по очередному мостику, Ярик предложил Виолетте еще один способ избавиться от плохого настроения.
— Ты случайно в последнее время не подбирала монеток с пола? — спросил Ярик.
— Неа, я не успеваю говорить по телефону, лавировать в толпе и выискивать монетки. Ты б еще спросил, не сидела ли я в переходе со шляпой.
— Да ладно тебе. Не обижайся. Я не то имел в виду. Монетки и острые предметы иногда люди бросают, сговаривая на них свои неудачи и проблемы. Кто подберет, тому и дальше маяться с наследством. А вот если монетку бросить в воду ее никто не подберет.
— Гуманный способ! — улыбнулась Виолетта, и попыталась найти у себя монетку. — Вот незадача! Ни одной. У тебя случайно нет?
— Монетка должна быть твоя.
— Тогда займи мне до завтра!
— Выкрутилась! — отметил Ярик.
Он тоже пошарился в карманах и протянул ей несколько пятачков.
— Сейчас я сшепчу на нее все плохое и…
— А ты точно знаешь, что именно есть плохое и не плохое?
— Ну, плохое — это чего не должно быть, — сходу предположила Виолетта.
— Все имеет право на быть! А хорошее, как и плохое, оно, во-первых, относительно, а во-вторых, познается только в этой относительности, — лечил Ярик.
— Это точно! Вот и я иногда подумываю, что нужно бы уже, наверное, сравнить!
— Ты, случайно, не уволиться ли подумываешь?
— Из-за таких мелочей, — удивилась Виолетта. — Оно, конечно, достало, но я все-таки понимаю, что это глупости.
— Как сказать. Мелочей, бывает, становится много. И очень много!
— Согласна. Все складывается из мелочей. Когда мелочей становится достаточное количество, что-то обязательно меняется. — Виолетту тоже потянуло в философию. Она задумчиво продолжала, кидая в воду монетки. — А до тех пор ты эти мелочи не замечаешь. Или стараешься не замечать. И даже большие вещи, наверное, даже в большой политике, случаются только тогда, когда совпадающих мелочей становиться достаточно много. Но всю мою мелочь я сейчас выброшу в воду, и как говорится…
16.
«Сменяются годы, но при этом меняются времена. К ним приходится ежедневно подстраиваться, находить новые решения, чувствовать новые тенденции.
Чтобы тебя знали и стремились с тобой работать, не достаточно отсиживаться в типовых или массовых программах. Каждый новый проект, пусть и не большой, должен быть словом! Даже не важно, что скажут, хорошо или плохо.
Хорошему просто можно добавить громкости, а плохое всегда можно превратить в спорное, а оно громкое по умолчанию. Но те, кто мыслят на два шага вперед, давно поняли, что чувствовать тенденции — это значит догонять.
