— Какой ужас! Я вся в пуху! — восклицала Ворона, не выказывая, тем не менее, ни малейшего неудовольствия. Она сидела на столе и болтала ногами, а по столу ходила кошка Варька и оглушительно мурчала, выглаживаясь о ее спину и локоть, отчего на черном свитере Алисы оставались клочья ангорского белого пуха.
— Ревнует, дрянь, — благодушно сказал Эрик; привстал, сгреб кошку за шкирку и усадил себе на загривок. Варька немедля умолкла, сжалась в комок и недобрыми глазами уставилась на ту, о чей бок только что терлась.
Ворон, нахохлившийся на плече своей почти-тезки, неодобрительно каркнул. Кошка зашипела.
— Тихо! — велел хозяин.
Он сидел в кресле, развернутом к столу боком, и снизу вверх, лукаво щурясь, взирал на гостью. У ног Лаунхоффера возлежал черный доберман и шумно дышал, поглядывая на Алису так печально, как умеют только собаки.
— Я вчера дочитала материалы конференции, — прощебетала Ворона и с хитринкой покосилась на недовольную кошку, — вот по теории чакр статья очень интересная…
— Ни одной идеи, — Эрик пожал плечами. — Много разговоров о традициях. Материалы по донаучному периоду. Художественная литература.
— Вот я и говорю, что интересно, — беззаботно сказала Алиса. — Я ведь донаучным периодом когда-то занималась, но некоторых деталей, какие там, в статье, были, даже и не знала.
— А смысл? — Лаунхоффер приподнял бровь. — На улице холодно. Каждый первый старшекурсник использует энергию тонкого тела для согрева плотного. Это хорошо. Упражнение простое, но полезное. Зачем знать, что техника называется «туммо» и ей тысяча лет? Тибетские монахи целую жизнь клали на результат, которого студент добивается к седьмому семестру.
Ворона моргнула и фыркнула, клоня голову к плечу; лицо ее приняло одно из любимых неописуемых выражений.
— Это был риторический вопрос, я поняла, — сообщила она. — И какой же в этом смысл, а, Эрик?
Тот улыбался.
— Латынь принадлежит классической медицине, — сказал он. — Мы используем термины из восточных учений. Причем неправильно.
— Но это же удивительный факт, — откинула голову Алиса; глаза ее загорелись, — какие прозрения! Без всякой техники! Только на личной интуиции!..
Ящер кивнул.
— Я об этом и говорю, Алиса. Узкий специалист не совершит открытия. В восточном легендариуме есть и другие интересные идеи. Их ищут не в том корпусе текстов.
— Какие идеи? — Алиса с любопытством уставилась на Эрика, — например? А?
Кошка, по-прежнему сидевшая у хозяина на плече, подозрительно шевельнула розовым ухом. На полу тяжко вздохнул пес; похоже, последние несколько минут он о чем-то напряженно размышлял и пришел, наконец, к решению. Опасливо глянув на Лаунхоффера, доберман встал и со всеми предосторожностями подобрался к Вороне, после чего усиленно закрутил хвостом и положил морду ей на колени. Алиса засмеялась; ее маленькая рука опустилась между ушей Охотника, и тот блаженно закрыл глаза.
— Жил-был один мудрец, — подперев подбородок ладонью, с усмешкой сказал хозяин пса. — Весьма достойный человек. Достигший исключительного мастерства в обращении с энергией. Однажды боги не воздали ему обычных почестей. У богов были неотложные дела. У мудреца не было неотложных дел. Невежливые боги его не устраивали. Поэтому он решил…
— Сотворить новый мир. С приличными богами, — перебила Ворона, обеими руками почесывая счастливого пса под ошейником; доберман пытался лизать ей руки, и черную птицу на плече Алисы это, похоже, шокировало. — Я помню, я помню. Дядьку звали Вишвамитра. А что?..
— Вопрос дальнейшей эволюции Homo sapience, — ничуть не обидевшись, сказал Ящер, — упирается в сансару. Можно удлинять жизнь физического тела. Можно увеличивать количество реинкарнаций. Но это количественные изменения. Где возможен качественный скачок?
Стремительным плавным движением кошка спрыгнула ему на колени и свернулась клубком, подставив хозяйской ладони пушистый бок.
— Все уже придумано до нас, — понимающе покивала Ворона и с искренним восхищением сказала: — Ты такой умный, Эрик. Прямо страшно.
— Мне просто интересна эта тема, — небрежно ответствовал Лаунхоффер, всем видом свидетельствуя, что вороньи слова ему приятны.
— Что-то я еще хотела сказать, — призналась Алиса, уставившись в потолок, — и забыла.
— Не страшно, — сказал Эрик почти ласково. — В другой раз.
— Хорошо… — в задумчивости согласилась Ворона и вдруг подскочила на месте. — Ну вот, теперь мне еще и рукав обслюнявили! — с изумлением обнаружила она, — кошмар какой!!
Повинный в кошмаре доберман взвизгнул и в ужасе попятился, поджав не то что хвост, а и весь зад. Ворон каркнул с выражением крайнего неодобрения, снялся с плеча Алисы, хлопнул крыльями где-то под потолком и опустился на стол. Кошка, дремавшая у Ящера на коленях, раздраженно махнула хвостом, не удостоив сцену внимания.
— Это что такое? — сурово спросил Эрик у пса. Тот от испуга забыл, как должен себя вести, и только крутил башкой, переводя с одного человека на другого слишком ясный и внимчивый для собаки взгляд. Потом вспомнил собачьи обязанности, заскулил и горестно повалился кверху брюхом.
Алиса заливалась смехом.
— Они прелестные, Эрик, ну прелестные же! — сказала, всхлипывая. — И потрясающие. Когда только игрушка, это неинтересно, и голая программа — неинтересно, а когда одно с другим, и не так себе прилеплено, а… естественно… друг из друга выходит… ой, прости, какую-то я чушь несу…
— Неси, — разрешил тот, почесывая за ушами фыркающую кошку, — мне нравится.
— Я хотела сказать, — поправилась Ворона, искрящимся взглядом окидывая адский зверинец, — что они — не программы, а… художественные произведения. Ты прямо новое искусство изобрел.
Лаунхоффер пожал плечами и улыбнулся, глядя на нее с нескрываемым удовольствием.
— Ну что ты, что ты, — добродушно проворчала Алиса, глядя на впавшего в отчаяние добермана. — Иди ко мне, а? Не обижайся, я же ничего плохого…
Тот вмиг, изогнувшись, вскочил на лапы, в один прыжок оказался рядом с ней и потянул морду к тонким розовым пальцам. Ворона потрепала торчащие уши; хвост пса ходил туда-сюда с необыкновенной скоростью. Алиса рассеянно улыбнулась, а потом лицо ее переменилось внезапно, в глазах запрыгали огоньки: ей пришла какая-то мысль.
— Эрик, — озорно спросила она, наклонившись вперед, — а ты можешь сделать… для меня… дракончика?
— Я для тебя все могу, — ответил он чуть серьезнее, чем следовало бы здесь, в пересмешливом, ни к чему не обязывающем разговоре — и собеседница озадаченно заморгала, тряхнула волосами в немом вопросе. Точно зачарованная, она следила за тем, как Лаунхоффер нарочито медленно снимает часы, поддергивает рукав, открывая широкое запястье, поросшее сухим волосом, и с хрустом разминает пальцы. Одна из немногих, кто способен был увидеть происходящее, Ворона видела, и бесцветные глаза ее делались все шире и шире.
