— Неужели это мне кажется? — произнес он вслух. — Но как слабо! Если бы увеличить мощность аппарата.
Он подошел к аппарату, повернул ручки, вырвал провод из розетки. Потом прошел в соседнюю комнату.
Если бы мы последовали за ним, мы бы увидели большую черную пушистую кошку, изображение которой появилось несколько минут назад на экране и на доске перед ним.
После разговора с Галтоном Фэди вышел из управления и сел на скамейке в скверике.
Его угнетала мысль о том, что он остался без работы, а значит, без денег, без надежд. И в то же время, покинув серое, унылое здание министерства, он словно освободился от каких-то сковывавших его пут. Ему наплевать теперь было на начальников, на инструкции, регламентировавшие каждый его шаг в лаборатории, в коридорах и даже в туалете, где, если верить этим инструкциям, могли притаиться враги, стремившиеся выведать военные тайны Бизнесонии. Теперь можно было быть самим собой, думать о Бетси и о том, как сделать локатор более чутким. Проще всего, конечно, увеличить подачу энергии, усилить его мощность. Но для этого нужны огромные средства! А где возьмешь их?
Сейчас, пожалуй, придется думать не столько о Бетси и локаторе, сколько о себе, о своем желудке. Ведь за эти годы ему не удалось ничего скопить, все уходило на создание локатора.
— Привет, Фэди!
Фэди поднял голову и увидел рядом с собой грузную фигуру хорошо одетого мужчины.
— Ралф? — удивился Фэди.
— Да, да, дружище, Ралф Дрессер собственной персоной.
Высокий, с грубоватыми чертами лица, тот обладал какой-то неестественной при его внешнем виде мягкостью в обхождении. Если бы только это не напоминало кошачью вкрадчивость, он вполне мог сойти за хорошего парня.
Ралф уселся рядом с Фэди.
— Я говорил о тебе с Галтоном, — сказал он.
— Я не просил об этом.
— Мы с тобой провели вместе детство.
— Я предпочитаю остаток жизни провести в одиночестве.
— Ты сердишься на меня из-за Бена?
— Я не хотел бы слышать из твоих уст его имя.
— Романтик! Вы с Беном всегда были романтиками. Сказать по правде, Сэли при ближайшем рассмотрении оказалась не столь уж очаровательной. Такова судьба всех прекрасных девушек, ставших женами.
— Зачем ты говоришь это мне?
Ралф ответил не сразу.
— Знаешь, что я скажу тебе, Фэди? Я богат, это тебе известно. Многие добиваются моего расположения, а тем более дружбы.
— Я нет.
— Подожди, об этом я и хочу сказать. Мне нравится, что ты не похож на других.
— Кошка, перед тем как съесть мышь, любит с ней поиграться.
— А зачем, собственно, мне есть тебя? Я могу утолить голод другими.
— Чего же ты хочешь? — спросил Фэди.
— Ничего. Тебя это устраивает?
— Зачем же ты пришел сюда?
— Ни за чем. Проходил, увидел тебя, подошел. Хочешь, пообедаем вместе? — И не дожидаясь согласия, Ралф добавил: — В шесть приходи в бар «Это вам не дома!» На углу седьмой.
…Фэди долго бродил по улицам, не замечая окружающего, занятый невеселыми мыслями. Один раз, переходя улицу, он чуть было не попал под автомобиль.
Не отдавая себе отчета в том, куда и зачем идет, и совсем позабыв об обещании, данном Ралфу, он оказался, однако, на углу седьмой улицы, у входа в бар «Это вам не дома!». Фэди взглянул на часы: шесть. Именно в этот момент он всегда обедает. Желудку нет дела до его душевных переживаний, он напоминает о себе с точностью часового механизма. И впредь будет напоминать, очевидно, все более настойчиво, но кто знает, всегда ли можно будет теперь поесть, когда захочется?
Фэди собирался уже войти в бар, когда вдруг его остановил чистильщик обуви:
— Извините, мне думается, вам не лишне привести в порядок обувь.
Фэди взглянул на свои ботинки, — все эти дни он был так обескуражен провалом работы, что перестал с прежней тщательностью следить за своей обувью и одеждой. Да, ботинки явно нуждаются в чистке.
Он поставил ногу на подставку и только сейчас взглянул на чистильщика обуви.
Седина на пепельном лице мулата выделялась особенно заметно. У него был большой открытый лоб, и, когда он поднял голову, Фэди увидел неестественно большие, почти круглые глаза.
— Извините, что я вас остановил, — произнес чистильщик. — Наш бар посещает приличная публика… Нет-нет, не обижайтесь, я вижу, что вы как раз очень порядочный человек… Приличная публика! — Он замолчал, роясь в банках с кремом. — Это такое растяжимое понятие. То, что одни считают приличным, для других — дрянь, мерзость. Извините, что я надоедаю своими разговорами. Я весь день один. Такой большой город, столько людей проходит мимо меня. Я прочитал в «Вечерних слухах», что по этой улице проходит за сутки чуть ли не полмиллиона! А я один. Кто станет со мной разговаривать!
— Да, все спешат, — заметил Фэди.
— Я понимаю. А если бы не спешили? О чем им говорить с чистильщиком обуви? Обычно просматривают газету. Глядят по сторонам. Или просто молчат… Почему люди молчат, когда ждут их слова?.. Извините, готово.
— Благодарю вас, — сказал Фэди, вставая со стула и бросая на полочку мелочь.
— Это я вас должен поблагодарить, — произнес чистильщик. — Мне было приятно поговорить с порядочным человеком. Меня зовут Питер. Питер Каули. Всего вам доброго, господин…
— Фэди Роланд, — сказал Фэди, отворяя дверь бара.
Он увидел у столика в углу Ралфа и направился туда.
— Хорошо, что ты пришел, — приветливо сказал Ралф. — Извини, я отлучусь, чтобы позвонить жене.
Фэди развернул газету, но тут же забыл о ней, хотя продолжал держать ее развернутой. Перед глазами у него стоял чистильщик обуви… Большой лоб. Неестественно круглые умные глаза. Может быть, он тоже неудачник судьбы, вынужденный коротать век у дверей ресторана? Умный человек. У него могли быть свои мечты… «Могли быть» — какое высокомерие, когда речь идет о простых людях! Три миллиарда людей на земном шаре. У каждого свои мысли, стремления, мечты. И разве виновны люди, что порой их мечты кажутся примитивными, мелочными? Скоро и у меня мечты будут вертеться вокруг пустяковой добавки к жалованию и возможности пообедать лишний раз с виски… А впрочем, стоит ли думать сейчас об этом?
Фэди пытался прогнать назойливые мысли. Он взглянул на эстраду и увидел танцовщиц. Одна из них привлекла его внимание.
Стройная фигура выделяла ее среди танцовщиц, хотя все они были изящны, как этого требует профессия. Черты ее лица были правильными, исключая несколько большой рот. Над слегка раскосыми глазами взметнулись в стороны брови, еще более подчеркивая необычный разрез глаз.