Есть два лекаря. Они же шаманы, певцы, поэты и члены совета стариков, хотя сами не старше Нута. Зовут этих единственных местных интеллигентов Рун и Лан. В отсутствие Нута они вдвоём руководят племенем. Так что интеллигенция здесь в почёте.
Вождь гезов Родо – тоже член совета стариков у ра. И весьма активный член. А Нут – член совета стариков у гезов. До селения гезов – часа два ходу. Общение – постоянное. Взаимная информация – полная. Мне ещё у гезов быть не довелось. Я вообще не спешу и всё делаю медленно – лучший способ успокоить подозрительность. Но гезы уже прибегали на меня смотреть. Они чуть выше, стройнее и вообще благообразнее ра. Среди девушек-гезов есть, даже по нашим понятиям, довольно симпатичные.
Численность ра, по-моему, около тысячи. Точно не знаю – считать неудобно. Гезов, по словам ра, намного меньше.
Кстати, о счёте. Тут у наших лингвистов ещё нет полной ясности, и я сообщаю, что узнал. Считают ра пятёрками, по числу пальцев на руке. Пять – «рука». Далее – две «руки», три «руки»… Пять «рук» – много. Пять «много» – очень много. Дальше счёт теряется.
Колеса они не знают. С лодками знакомы – от гезов. Но предпочитают не пользоваться. Считают лодки ненадёжными. Особенно после путешествия через море, когда некоторые лодки переворачивались. Что за яд на стрелах, пока не знаю. Мне сказали, что это секрет племени. Хотя пообещали дать отравленные стрелы, если я пойду охотиться на коров.
Музыку ра понимают и чувствуют. Готовы слушать магнитофон сколько угодно. Называют его великим чудом, а голос Розиты – голосом богини. Слышишь, Розита? Я ведь тебе тоже когда-то говорил нечто подобное… Выключая магнитофон, я объясняю, что он «устал». Иначе могут обидеться.
Вообще, ра обидчивы необычайно. Но быстро отходят и мгновенно забывают обиду, если убеждаются, что не было злого умысла. Вот такие дела, друзья мои. Кончаю. Когда сбросите посуду, у меня будет повод долго благодарить вас.
Никаких комментариев к записи не было. Лишь в виде короткой справки диктор сообщил, что посуда для племени ра спущена с вертолёта сегодня на рассвете, а на ферме в ближайшие дни будет выделена специальная слабоохраняемая группа бычков, которую Амиров всегда сможет отыскать по радиопеленгу.
23. «Почему ты так заботишься обо мне!»
Лес, лес, густой зелёный лес тянется по обеим сторонам прямой, как натянутая струна, дороги. Сплошной лес, лишь изредка разрываемый небольшими полянами, да узкими извилистыми долинами мелких речек. Удивительно однообразен пейзаж материка! Вначале обилие зелени восхищало меня. Теперь, кажется, начинает приедаться.
За всю почти стокилометровую дорогу – лишь одна древняя узкая гряда полуразрушенных выветрившихся красноватых скал, причудливых и непонятных, как старинные скульптуры «поп-артистов» двадцатого века. Эти скалы не больше минуты видны через стекло биолёта, затем они исчезают за стеной леса, и даже не верится, что видел их – так неожиданно они возникли и так мгновенно скрылись.
– Как называются эти скалы, Сандро? – звонко спрашивает меня Андрюша Челидзе, худенький и темноглазый сын Вано, сидящий в биолёте рядом.
– У них пока нет названия, – отвечаю я. – Вот вырастешь – назовёшь. А вообще, Андрюша, я их сам в первый раз вижу.
– А я думал, вы всё знаете… – говорит он разочарованно. – Папа всё знал…
Наши биолёты идут дальше – длинная цепь биолётов, растянувшаяся до самого горизонта, за которым скрывается дорога. Наш – один из последних. Где-то там, далеко-далеко впереди – Бирута с девочками. Где-то в середине – Аня Бахрам со своими учениками. И где-то уже недалеко от меня – Али, тоже с учениками Ани, как я – с учениками Бируты.
Мы мчимся по дороге в зону отдыха по новой, только что законченной дороге, с которой лишь пять дней назад ушли лесодорожные машины.
Почти всё полотно шоссе – свежее, прозрачно-янтарное, играющее красками листвы и стволов, навсегда погребённых в его глубине. Пока что эта дорога – как новенький коричневый ковёр с затейливым неповторяющимся орнаментом. Пройдёт время – и она станет серой от дождя и ветра, потемнеет от колёс грузовиков, потеряет праздничную нарядность. Станет обычной дорогой, и мы привыкнем к ней и перестанем замечать, как не замечаем других дорог.
Но сейчас мчаться над ней в биолётах – праздник, и особенно для детей, которые впервые в жизни едут к морю. Если взрослые и раньше летали в далёкую зону отдыха на вертолётах, то детей туда не брали: опасались отравленных стрел ра. А сейчас они не страшны: на горах, вокруг всей долины, созданы три мощные линии электромагнитной защиты, через которые не пробраться даже самым ловким охотникам. И поэтому теперь туда можно привезти детей.
Правда, везти их приходится осторожно – в каждой машине по взрослому. Киберустройства биолётов ещё не изучили этой дороги. В общем-то, пока она проста – почти нет поворотов. Но впереди горы, и поэтому лучше, чтобы вначале работу киберов страховали руки взрослого человека. Позже, когда дорога станет для машин совсем знакомой, и когда дети подрастут, они и сами смогут вести биолёт. А пока – рано.
Кажется, самыми надёжными киберами оказались на Рите киберы биолётов. Никаких поломок, никаких ненормальностей! Устройства, десятилетиями отработанные на Земле, ставшие там классическими, не подвели и здесь. И когда откроется у нас обещанная киберлаборатория, устройствами биолётов нам заниматься не придётся. Впрочем, недостаток работы лаборатории явно не угрожает.
Когда после третьей поездки на ферму я написал докладную в Совет о необходимости киберлаборатории, никто в Совете не удивился. Фёдор Красный, командир нашего корабля, председательствовавший в тот месяц, прочитав отпечатанный на диктографе текст, вызвал меня по радиофону, спросил:
– Как ты думаешь, Александр, сколько у нас таких докладных?
– Понятия не имею.
– Восемь, дорогой. Все – о киберлаборатории. Правда, от кибернетиков всего вторая. Остальные от геологов, строителей, агрономов.
– А кто из кибернетиков написал первую? – поинтересовался я и подумал: «Неужели Женька и тут успел?»
– Челидзе, – ответил Фёдор. – Ещё до нашего прилёта… Если бы задержка была только за докладными, дорогой мой!..
– Знал бы я, что их столько, не писал бы.
– Да хуже не будет, не огорчайся. Вот через пять дней на председательский стул сядет Тушин, и у него запланировано обсуждение всех кибер-дел. Потерпишь? Я передам твою докладную ему.
– Потерплю. Трудно, но можно.
В Совете на Рите, как и во всех советах на Земле, нет постоянного председателя. Председательствуют все по очереди, по месяцу или по два. Когда-то, ещё в начале двадцать второго века, на всей Земле ввели такой порядок, чтобы в одних руках не сосредоточивалось слишком много власти, чтобы ни один человек не мог поставить себя над другими, не мог считать себя вершителем судеб других людей.
Конечно, в течение своего срока каждый член Совета руководит по-своему и не всё решает на Совете – нельзя же без конца заседать. Но и резких переходов нет: велика инерция большого налаженного хозяйства. Она не терпит резких переходов. Да и невозможны они, потому что принципиальное решается всем Советом, а единоличная власть председателя не идёт дальше повседневных мелочей.
Но у каждого члена Совета есть свой стиль, и свой круг интересов, и своя «узкая специализация». Мария Челидзе, например, активнее занимается школой, бытом, культурой. А всем, что касается кибернетики, гораздо сильнее и глубже, чем другие, интересуется Тушин.
Поэтому я и не удивился тому, что сказал Фёдор Красный, Это было в порядке вещей. Я просто ждал.
И вот вчера Тушин разыскал меня по радиофону и попросил приехать в Совет.
Размещался он в обычной комнате, светлой и строгой. По стенам – полки со справочниками и экранами компьютеров и видеофонов. Посередине, зубчатой линией, низкие столики и кресла для членов Совета. На столиках – ноутбуки и проекторы для чтения микрофиш. Никаких украшений! Ничего лишнего!
За одним из таких столиков мы и беседовали с Тушиным.
– Ты понимаешь, конечно, о чём разговор? – спросил он.
– Догадываюсь.
– Обсуждали мы твою докладную и остальные. Лаборатории быть! В первом же здании, которое пустим в Заводском районе. Доволен?
– Ещё бы!
– Завтра сообщат об этом по радио. Назовут твоё имя.
– В качестве автора докладной?
– Нет. В качестве руководителя будущей лаборатории.
– Неожиданно!
– Но логично. Тебе и подбирать кадры. Пока – пять человек. Включая тебя.
Подумалось: «Сейчас он скажет, что надо взять Женьку! Как же, знаменитый изобретатель! Нет! Хватит с меня Женьки!»
– Мне хорошо и в бригаде. Не хотелось бы из неё уходить.
Глаза Тушина округлились от удивления. Большие, серые, недоумевающие, они смотрели на меня неподвижно и требовательно.
– Помочь лаборатории, конечно, могу, – забормотал я. – Но руководить?.. Ничем ещё не руководил!
