как клаустрофоб в лифте. Тебе вообще… – Он осекся, склонил голову и к чему-то прислушался. – Прошу прощения, господин Вай, папа сообщил, что появится через несколько минут, – продолжил он уже нормальным тоном. – Пока что мы приглашаем тебя на чашку чая.
Вай внезапно сообразил, что во время буффонады взгляд юноши оставался внимательным и цепким. Наглый мальчишка просто тянул время. Или испытывал его характер. Похоже, если к выражению «влип по уши» и существовала лучшая иллюстрация, ее следовало долго и упорно искать.
Ладно.
– Приношу извинения за свой внешний вид, – спокойно сказал он. – Мне не следовало изображать из себя кого-то другого.
Он снял темные очки, засунув их в карман пиджака, стянул парик и вместе с усами бросил его на землю.
– Я хотел бы поговорить с господином Дзинтоном, – продолжил он. – Однако, госпожа Яна, еще больше я хотел бы поговорить с тобой. С тобой и с твоей сводной сестрой, Кариной.
– Поговорим, господин Вай, – вежливо кивнула девушка. – Однако с Карой пообщаться не удастся, если только ты не хочешь использовать пелефон. Она в другом городе и нескоро оттуда вернется. Боюсь также, что на вопрос, который ты намерен мне задать, я отвечу «нет».
– И какой вопрос я намерен задать?
– Я не даю интервью. Как и Кара. Более того, на основании Закона о тайне личности я требую, чтобы ты ни при каких обстоятельствах не раскрывал сведения обо мне на телевидении, в печати или как-нибудь еще. Учти, что наш разговор записывается охранной системой, запись при необходимости предъявим в суде.
– Круто… – пробормотал Вай. – И какая сумма гонорара может заставить тебя изменить свое мнение?
– Никакая. Нижайше прошу, господин, пройди в дом. Ужин уже готов. Я могу накормить тебя, если ты голоден, или просто предложить холодного чаю. Папа просил, чтобы ты обязательно дождался его прихода.
– А если не захочу? – в Вае начало вскипать раздражение.
– Господин, – Вай внезапно сообразил, что у девицы такой же внимательно-цепкий взгляд, как и у парня, совершенно не приличествующий ее нежному возрасту, – ты заранее знал, кто здесь живет. Ты в курсе, что я девиант первой категории. Сомневаешься, что я способна задержать тебя силой?
– Произвол! – возмутился репортер. – Насилие над личностью!
– Ты нарушил границы частной собственности, господин. Нарушил с применением маскировки, – Яна кивнула на валяющийся на земле парик. – Ни один суд не встанет на твою сторону. Пожалуйста, не упрямься. Папа сказал, что сговорчивость в твоих собственных интересах, а он никогда не ошибается.
– Похитители! – проворчал Вай. Разумеется, он не ушел бы отсюда даже под угрозой оказаться расплющенным всмятку нахальной девицей. Но определить отношения стоило сразу. Итак, он принудительный гость. Ну, по крайней мере, не пленник в подвале. – Ладно, что с вами поделаешь, с такими убедительными… Ты что-то говорила о чае, молодая госпожа?
– Да, господин, – кивнула девушка. – Нижайше прошу пройти в дом.
Оставив Вая в столовой под присмотром Палека, Яна ушла в кухню. Репортер с интересом огладывался. Отель являл собой типичный образчик гостиничной архитектуры полувековой давности: два этажа, несколько жилых комнат, несколько служебных помещений, деревянный пол, туалеты и ванные общие на этаж и, разумеется, никакого лифта. Маленький провинциальный отель традиционного стиля, не способный по комфорту конкурировать с современными пятидесятиэтажными чудовищами со звукоизолированными номерами и ковровыми дорожками с ворсом по щиколотку. Однако на обстановке явно лежала печать домашнего уюта. Под потолком поблескивали светильники со стеклянными кистями, а не обычные матовые плафоны, стены коридора и столовой покрывали обои в цветочек, а поверх обоев висели картины.
– Можно посмотреть поближе? – осведомился репортер, кивая на стену.
– Мое величество не возражает, – вальяжно махнул рукой парень. – Смотри и впечатляйся. А я понаблюдаю, как ты впечатляешься.
Впечатлиться действительно нашлось чем. В некоторых картинах и рисунках обалдевший Вай опознал оригиналы кисти художников хотя и современных, но страшно дорогих. По крайней мере две акварели, судя по инициалам в нижнем углу, принадлежали перу Квера Танакиса – новой звезды, уже достаточно прочно утвердившейся на художественном столичном небосклоне. Если Вай правильно оценивал их стоимость, каждая тянула тысяч на пятьдесят. Висели картины и других художников, менее известных, но все равно модных и дорогих. Среди них как-то даже странно смотрелся листок с кривой надписью от руки «Расписание дежурств по кухне», в графах которого стояли имена – «Карина», «Яна», «Цукка», «Саматта», «Палек», «Дзинтон». Столбец с именем «Карина» аккуратно перечеркнули с пометкой «До зимников». Однако же и порядочки у них в доме! Держать на стенах такие картины и не иметь средств для найма горничной и кухарки?
Среди прочих рисунков его взгляд привлекли карандашные скетчи Мая Куданно, легкие, летящие, изображающие контуры возносящихся ввысь ажурных зданий, утопающих в окружающих садах. Рисунками этого модного в последние пару лет художника, еще одной восходящей звезды, могли похвастаться лишь три картинных галереи Оканаки и пара частных коллекций. Каждый уходил тысяч за тридцать-сорок, никак не меньше. А здесь только в столовой на стенах их висело десятка полтора. Да, владелец отеля совершенно точно не мог пожаловаться на бедность. Недаром тот… Ящерка, кажется, рвался пощупать его кошелек.
– Чепуха, – перехватив взгляд репортера, небрежно бросил Палек. – Дзи заставлял рисовать, чтобы руку набить. Я с трудом от художественной школы отбился, вот он сам меня и воспитывал.
– Рисунки… твои, господин? – поразился репортер. – Ты автор?
– Лентяй и бездельник он, а не автор, – Яна вошла в столовую, неся на подносе три чашки и кувшин. Она поставила чашку перед Ваем и налила ему ледяного чая. – Если бы папа с Цу его не заставляли работать, целыми бы днями дурью маялся. Прошу, господин.
– То есть Май Куданно – твой псевдоним, господин Палек? – Вай с наслаждением отхлебнул чай, чтобы скрыть замешательство. – Я не думал, что…
– И не думай дальше, – разрешил юнец, откидываясь на спинку стула. – Не дождетесь, не стану я художником. То, что Дзи несколько штук продал, еще ничего не значит. Хочется ему – пусть развлекается. Вот наброски настоящих проектов я бы тебе с удовольствием показал, но ты не оценишь. Никто пока не оценил, – со вздохом добавил он. – Архитекторы говорят, что слишком художественно, художники – что слишком механистично и приземленно…
– И не оценят, пока вместо учебы в Манеже прохлаждаешься! – презрительно сморщила нос Яна. – Руку набивать надо, а не с лошадками возиться, как маленькому.
– Лучше с лошадками возиться, чем в оперном после универа девочкой-подпевочкой подрабатывать! – не остался в долгу Палек. – Оперной певицей она станет, как же! Со своим тоненьким голоском, ага. Представляю себе афишу: «Весь вечер на арене скулит магистр социологии!» – точно, народ
