При очередном повороте Конан очутился спиной к скалам, лицом к своим спутникам, стоявшим шагах в двадцати. Зийна выглядела спокойной, лишь пальцы ее стискивали рукоять меча да веки едва заметно трепетали при каждой новой атаке ванира. Физиономия же Идрайна напоминала запечатленный в камне лик высокомерного демона, следившего за схваткой пары псов. Казалось, на ней написано: хочет господин потешиться, пусть тешится, да только к чему? К чему, если все можно покончить одним ударом?
Конан, не упуская из вида мелькавших перед ним рыжих кулаков, еще раз покосился на голема и удивленно вздернул брови: такого выражения на лице Идрайна он раньше не замечал. Равнодушие - да, но равнодушное высокомерие? Похоже, каменный исполин начал очеловечиваться, и первым знаком этого стало презрение - презрение к жалким людишкам, которых он мог рассечь своей секирой от шеи до паха. Надо бы получше приглядеться к серокожему, решил Конан, увертываясь от выпада ванира.
Внезапно Хорстейн наклонил голову и бросился на него, ударив теменем в челюсть. Жесткие грязные волосы на миг забили рот Конана; он вцепился в них зубами и дернул, выдрав изрядный клок. Ван зарычал. Его мощные руки обхватили торс противника, пальцы сошлись с замок на спине; Конан тоже обхватил его, вовремя сообразив, что происходит. Видно, Хорстейн догадался, что в бою на кулаках ему не совладать с искусным врагом, и решил попросту раздавить ему ребра. Силы для этого у вана имелось с избытком.
Теперь соперники сражались грудь о грудь, сжимая Друг друга в богатырских объятьях; лица их покраснели, налились кровью, жаркое дыхание вырывалось из распяленных ртов, глаза вылезали из орбит, мышцы подрагивали от напряжения. Они походили сейчас на двух львов, рыжего и темногривого, сошедшихся в смертельном поединке - пасть к пасти, клык к клыку, коготь к когтю. Киммериец давил, но ван не уступал; ванир нажимал, но киммериец держался.
Наконец Конан просунул ногу меж широко разведенных колен Хорстейна, выбрал подходящий момент и ударил вана пяткой по голени. Они свалились; Конан был наверху, Хорстейн - внизу, и затылок его глухо стукнулся о каменистую землю. Падение и крепкий удар оглушили вана - совсем ненадолго; но этого времени Конану хватило, чтобы поймать могучую длань рыжего, заломив ее в локте. Резким рывком киммериец перевернул Хорстейна на живот, продолжая выворачивать руку. Теперь ванир разъяренным медведем рычал и бился под ним, но никак не мог освободиться; было ясно, что стажировки в шадизарских кабаках этот увалень не проходил.
Конан поймал его вторую руку, уселся на крестец поверженного соперника и придавил коленом хребет.
- Ну, ты все еще хочешь услышать, как бренчат монеты в моем кошеле? поинтересовался он. - Или хруст твоих костей будет звучать приятнее?
- Пуу-стии... - прохрипел ванир, не прекращая, однако, попыток к сопротивлению. - Пуу-стии... хорр-рек!
Конан обозрел необъятную спину, поросшую рыжим волосом.
- Я могу сломать тебе шею, хребет или руку... Могу и отпустить! Выбирай, отрыжка Имира.
Он немного ослабил захват, и Хорстейн пробормотал:
- Отпусти! Но чего ты за это хочешь?
- Ничего! Почему ты решил, что я возьму с тебя выкуп?
- Не бывало еще, чтоб разбойник-киммериец отпустил честного ванира без выкупа!
Конан расхохотался и встал, разжав стальные тиски на руках рыжеволосого. Этот Хорстейн не внушал ему неприязни - пожалуй, даже нравился.
- Я тебя отпускаю, рыжая шкура. Все, что ты мне должен - пара-другая историй.
- Каких еще историй? - подозрительно спросил ванир. Он сел и, морщась, начал растирать запястья.
- Ну, к примеру, о том, чья это земля на самом деле, - Конан сплюнул в сторону скал. - Оборванцу вроде тебя положено всего шесть локтей, причем не на земле, а под землей. И если эти богатые угодья, - он сплюнул в сторону тундры, - в самом деле имеют хозяина, то зовут его никак уж не Хорстейн, сын Халлы.
- Ты не прав, - возразил рыжий. - Берег этот ничей, а значит, мой, клянусь сосульками в бороде Имира! Вот дальше, за моими землями, - Хорстейн ухмыльнулся, помянув о "своих землях", - лежит бухта Рагнаради, принадлежащая Эйриму Удачнику. Еще зовут его Высокий Шлем, потому что носит он на голове железный горшок с навершием в пол-локтя, взятый не то в Гандерланде, не то в самой Аквилонии. Он, этот Эйрим...
- Господин! - донеслось сзади, и Конан, обернувшись, увидел, что Идрайн помахивает секирой. - Господин! Должен ли я подойти и снять голову с твоего врага?
- Стой! - рявкнул Конан. - Стой на месте! И расстели плащ, чтобы моя женщина могла сесть! А этот ванир мне не враг. Я желаю с ним поговорить.
Ему не хотелось, чтобы Хорстейн разглядел голема вблизи. Можно было биться о любой заклад, что рыжеволосый ванир не станет рассказывать всем и каждому о своем поражении, но об удивительном серокожем существе ростом в семь локтей он мог и проболтаться. Лишние же слухи Конану были не к чему.
- О! - произнес Хорстейн, выразительно подняв палец и усаживаясь на вязанку с хворостом. - О! Господин! Видать, ты не простой человек, киммерийская рожа, коль тебя величают господином!
- А как еще слуга должен звать хозяина? - буркнул Конан, поднимая плащ, пояс с мечом и кошелек зингарского матроса. Пояс он затянул вокруг талии, плащ набросил на плечи, а кошелек принялся подбрасывать в руках. Монеты в нем звенели тонко и соблазнительно.
- Значит, за твоими землями находится бухта Рагнаради и поселение Эйрима Высокого Шлема, - произнес киммериец. - А далеко ли до него?
- За день можно добраться, - сказал Хорстейн. - За день, если не разыграется буря. А коль разыграется, то не доберешься вовсе. - Он привстал и, щурясь, оглядел горизонт и небеса. Их начали затягивать темные тучи.
- Какие же земли лежат за уделом Эйрима? - спросил Конан, словно бы не слыша последних слов ванира.
- Там есть еще десяток подворий, а за ними - Кро Ганбор, каменные башни да стены, а посередь них - злобная крыса, прокляни ее Имир! А дальше ничего нет, только вечные льды да снега, где и летом сдохнешь с голоду, если не навостришься жрать волчатину. Ты как насчет волчатины, киммериец?
- Мне больше по нраву крысятина. Ты вот обмолвился насчет крысы за стенами Кро Ганбора... Это кто ж таков?
Огромный ванир повел плечами, будто поежился, и внезапно севшим голосом пробормотал:
- Колдун, поганые моржовьи кишки! Живет там столько годов, что и старики не упомнят, когда он появился в наших краях... - Тут Хорстейн поднял глаза и произнес еще тише: - Ты, киммериец, здоров драться... шустрый, видно, парень! Но не советую я тебе подходить к стенам Кро Ганбора. Может, и уйдешь обратно, да только в медвежьей шкуре. Или в волчьей... Это уж как чародею будет угодно!
