— И все же его уволили.
— Почетная отставка. По медицинским показаниям.
— Это ты присоветовал отцу его нанять?
— Да. По-моему, самый разумный выход. Он никогда не будет нормальным в нашем понимании этого слова, но так, по крайней мере, у него остались форма, оружие и какие-то правила, которые надо выполнять. Это помогает ему найти равновесие. — Он медленно провел пальцем по краю стопки с бренди. — Видишь ли, он четыре года был ординарцем Форратьера. Когда его в первый раз перевели на «Генерал Форкрафт», он уже был не вполне Здоров. На грани шизофрении: раздвоение памяти, голоса и все такое прочее. Довольно жутко. Похоже, единственная роль, которую он может играть в человеческом обществе, — роль солдата. Так у него есть некое самоуважение. — Он улыбнулся ей. — А ты, наоборот, выглядишь просто чудесно. Ты сможешь… э-э… погостить подольше?
На его лице читалось неуверенное желание, безмолвная страсть, спрятанная за смущением. «Мы так долго колебались, — подумала она, — что это стало привычкой». Потом до нее дошло: он боится, что она всего лишь приехала в гости. Чертовски долгий путь, чтобы просто поболтать. Ты-таки пьян, мой друг.
— Сколько захочешь. Когда я вернулась домой, то увидела, что… дом изменился. Или я изменилась. Все разладилось. Я поссорилась практически со всеми и улетела, еле опередив… э-э… немалые неприятности. Я не могу вернуться. Я подала в отставку — отправила письмо с Эскобара, и все мое имущество находится на заднем сидении флайера там, внизу.
Какое наслаждение — видеть этот восторг, вспыхнувший в его глазах! Ну, значит, все в порядке.
— Я бы встал, — проговорил он, потеснившись в кресле, — но почему-то сначала у меня отказывают нош, а уж потом — язык. Я бы предпочел упасть к твоим ногам несколько более достойно. Я скоро приду в себя. А пока, может, ты переберешься ко мне?
— С радостью. — Она пересела. — А я тебя не раздавлю? Я все-таки не статуэтка.
— Ничуть. Ненавижу крошечных женщин. Ага, вот так лучше.
— Да. — Корделия пристроилась рядом, положив голову ему на плечо, и обвила его руками. Взятый ею в плен, Форкосиган издал какой-то непонятный звук — то ли вздох, то ли смех. А ей хотелось бы сидеть так вечно.
— Тебе придется отказаться от идеи алкогольного самоубийства.
Он наклонил голову набок.
— А я-то думал, что действую достаточно тонко.
— Не слишком.
— Ну что же, не возражаю. Это чертовски неудобный способ.
— Да, и ты напугал отца. Он так странно на меня посмотрел!
— Надеюсь, не гневно. У него есть совершенно особый, испепеляющий взгляд. Отработан за долгую жизнь.
— Ничуть. Даже наоборот. — Корделия рассмеялась и довернула голову, чтобы получше рассмотреть его лицо. Да, так-то лучше…
— Я и побреюсь, — пообещал он в порыве энтузиазма.
— Не надо так стараться из-за меня. Я ведь тоже вышла в отставку. Как говорят, сепаратный мир.
— Действительно, мир. — Он уткнулся ей в волосы, вдыхая их аромат.
Через несколько недель после свадьбы они впервые совершили совместную поездку: Корделия сопровождала Форкосигана в императорский госпиталь в Форбарр-Султане. Они ехали в лимузине старого графа. Ботари сидел за рулем, совмещая обязанности шофера и телохранителя. Корделии, которая только недавно научилась разбираться во всех оттенках его молчания, показалось, что сержант напряжен. Он неуверенно взглянул поверх ее головы, когда она уселась рядом с Форкосиганом.
— Вы сказали ей, сэр?
— Да, сказал. Все в порядке, Ботари.
Корделия ободряюще добавила:
— Я считаю, что вы поступаете правильно, сержант. Я... э-э… очень рада.
Он как будто успокоился и теперь казался почти довольным:
— Спасибо, миледи.
Она исподтишка рассматривала острый профиль Ботари и думала о тех проблемах, которые он скоро привезет к нанятой им деревенской женщине в Форкосиган-Сюрло. Найдет ли он силы с ними справиться? Она рискнула задать вопрос.
— Вы подумали, что… скажете девочке о ее матери, когда она подрастет? Она ведь наверняка захочет о ней узнать.
Сержант молча кивнул, потом ответил:
— Скажу, что она умерла. Скажу, что мы были женаты. Здесь незаконнорожденным плохо живется. — Его пальцы сжались на руле. — И она ею не будет. Никто не будет ее так называть.
— Понятно. — «Желаю удачи», — подумала она. Потом задала более легкий вопрос: — А вы уже знаете, как ее назовете?
— Элен.
— Красиво. Элен Ботари.
— Так звали ее мать.
Корделия так изумилась, что неосторожно воскликнула:
— Я думала, вы не помните Эскобар!
Спустя некоторое время он объяснил:
— Можно немного обмануть лекарства, если знать, как.
Форкосиган приподнял брови. Видно было, что он тоже удивлен.
— И как это делается, сержант? — адмирал тщательно сохранял нейтральный тон.
— Меня когда-то давно научил один знакомый… Записывайте то, что хотите помнить, и думайте об этом. Потом прячьте записку — так же, как вы, сэр, бывало прятали ваши секретные папки от Рэднова. Потом, как только возвращаетесь к себе, когда еще не перестало тошнить, достаньте и смотрите. Если сможете вспомнить хоть что-то, сможете припомнить и остальное, пока за вами снова не пришли. Потом делайте то же самое. И опять. Помогает, если у вас еще есть предмет. Вещь для памяти.
— А у вас есть… э-э… предмет? — спросил Форкосиган, явно завороженный неожиданным откровением.
— Прядь волос. — Он опять надолго замолчал, потом добавил: — У нее были длинные черные волосы. Они хорошо пахли.
Испытующе посмотрев на Ботари, адмирал отвернулся. Сейчас у него был вид человека, нашедшего ключ к трудной головоломке. Корделия тоже поспешила углубиться в созерцание мелькающих за окном пейзажей. Но она и вправду наслаждалась ясным солнечным светом, свежим воздухом, от которого не надо прятаться, зрелищем холмов и озер. Впрочем, она увидела и кое-что еще. Форкосиган проследил за направлением ее взгляда.
— А, так ты их заметила?
— Флайер, который нас не обгоняет? — сказала Корделия. — Ты знаешь, кто это?
— Имперская служба безопасности.
— Они всегда сопровождают тебя в столицу?
— Они всегда сопровождают меня повсюду. Видно, не могут поверить, что моя отставка — это всерьез. До твоего приезда я частенько развлекался тем, что дразнил их. Выбирал лунную ночь, напивался и летел к тем каньонам на юге. Флайер у меня новый, очень скоростной. Они просто бесились, стараясь не потерять меня.
— Господи, да это же верное самоубийство. Ты правда так делал?
Он казался чуть пристыженным.
