Волнующий день передачи приближался.
В конце марта из Советского Союза прибыл ускоритель, источник могучих лучей, которые должны были пронзить воздушную броню вплоть до ионосферы. Оставалось достроить вышку и поднять аппарат наверх. А до той поры он хранился на складе запасных частей, под охраной. Сергей настоял, чтобы охрана была вооруженной.
В марте в пустыне началась жара. Обжигающий ветер вздымал тучи мелкого песка. Даже пальмы поникли от зноя, бессильно свесили громадные листья. А прошлогодняя трава и колючие кусты высохли так, что при малейшем прикосновении рассыпались пылью. Сергей изнывал от зноя днем, не отдыхал и ночью. Ночная прохлада исчезла. Накаленный песок обдавал жаром, как натопленная печь. Трескались и кровоточили губы, высыхал язык. Сергей пил непрестанно, даже ночью.
И в ту ночь он проснулся не от шума. Просто ему захотелось пить. Не зажигая света, он протянул руку к графину. За окном полыхали зарницы. В голове мелькнуло: «Гроза? Хорошо бы! Но какая же гроза в пустыне? » — И тут он услышал лязг гонга, крики, разобрал знакомое слово «горит».
Где горит? Одним прыжком Сергей оказался у окна. Снаружи метались тени, стучали ведра и багры. К окну подбежал Володя Струнин в трусах, с топором.
— Сергей Фёдорович! Пожар у складов!
— У складов!? А там — ускоритель!
Подхватив висевшую у двери лопату, Сергей побежал по пыльной дороге, соревнуясь с самыми легконогими. Даже Володя Струнин отстал от него.
Горели заросли в пойме высохшей реки. Сухие кусты вспыхивали, как бумага, огонь метался с гулом, опаленные листья вылетали, словно из трубы, по спирали взбираясь к звездам. Дождем падали искры и тлеющие сучья. И если они попадали на сухой дерн, тотчас же появлялся дымок, обугленное пятнышко расползалось кляксой, а там уже вспыхивали огоньки на отдельных травинках, только успевай затаптывать.
Мечущиеся языки пламени создавали тревожное, мигающее освещение. Лица то меркли, тонули во тьме, то выделялись кроваво-красными отчетливыми пятнами. Сергей не вглядывался, не искал знакомых, он торопливо топтал тлеющий дерн. Ему удобнее было делать это, чем босым рабочим.
Рядом послышалось тяжелое дыхание. Сергей услышал голос Бха.
— Я здесь. С трудом нашел вас. Командуйте, буду переводить!
— Не надо командовать. Гасите огонь.
Рабочие забрасывали пламя землей, копали канавы на его пути, засыпали траву песком. Воды не хватало. Ведь сюда, в пустыню, ее привозили за десятки километров только для питья и приготовления цемента... Стало так жарко, что сухие листья загорались сами собой, даже без искр... Люди сражались с огненным фронтом, а язычки пламени возникали за спиной, словно вражеские автоматчики, просочившиеся в тылы.
Занялась крыша цементного склада. Искры сыпались на нее дождем, и некому было гасить их. Здесь для огня немного пищи, но рядом — склад лесоматериалов, а за ним та пристройка, где хранится ускоритель! Сергей выхватил у кого-то багор, вонзил в угловую стойку. Пламя опалило брови, запахло горелой шерстью. Верный Бха уцепился за черенок багра, рядом легли еще чьи-то руки. Отворачиваясь от огня, Сергей налег,... Раз-два, взя-ли! Непрочная стойка накренилась, и подгоревший навес рухнул, вздымая клубы цементной пыли... Огонь притих на мгновение, как будто удивился... Потом, собравшись с новыми силами, гудя, полез наверх, по наклонным доскам... При вспыхнувшем свете Сергей увидел «Васю-монтажника».
Почти голый, с блестящим, мокрым от пота телом, он прыгал по рухнувшей крыше, отдирая
доски. На закопченном лице сверкали белки и зубы. Он радостно кричал, захваченный азартом борьбы, смеясь над опасностью, прыгал среди огня. Озаренный малиновым цветом, верткий и гибкий, он сам казался языком пламени.
Эта ночь была похожа на сон: набор отрывочных картинок без всякой связи. Вот десятник, схватив за горло «Данилушкина», трясет его что есть силы. «Лодырь несчастный, как ты смеешь отдыхать в такой час? » Двое рабочих несут Володю Струнина. Рука у него свесилась и чертит по песку, кудрявые волосы сгорели: огонь остриг техника под машинку; его красивое лицо стало маленьким и детским. Катается по земле женщина в загоревшейся одежде, кажется та, которая спрашивала, как женятся советские люди. Десять рабочих тянут за багор... Э-эх! И склад заваливается... Вулкан искр вздымается над ним.
Неожиданно загорается пристройка, где стоит ускоритель. Склад леса удалось отстоять, а пристройка позади него так и полыхает. Непонятно, как это произошло. Но выяснять некогда. Сергей в ужасе. Он уже представляет себе, как умнейшая машина превращается в груду покоробленного железа, как чадит горящая резина, каплями стекает расплавленная медь. Он видит, как сам он, поникнув головой, стоит у телефона, а с того конца провода, за пять тысяч километров, кричат: «Вы понимаете, что вы наделали? Вы представляете, что значит изготовить второй такой аппарат?! »
— Скорее, скорее, Бха! Зовите людей побольше! Водой пусть обливаются, водой... На головы — мокрые тряпки! Скорее!
Двери выломаны, но наличник горит, надо нырять под огненную арку. Аппарат весит тонны две, его не вынесешь в одиночку. Внутри нестерпимая жара; люди прикрывают лица руками. Молодцы рабочие, они не боятся! Вот и десятник рядом, и Рамия, и «Вася-монтажник». А колеблющихся Бха бесцеремонно толкает коленкой. Набралось человек тридцать. Пожалуй, хватит. Взяли! Дружно! Пошли! От тяжести шатает, заплетаются ноги. Только бы не уронили, а то сами себя искалечат. Искры колют спину и плечи. Руки заняты, лицо нечем прикрывать. Сергей сзади, там, где труднее и опаснее всего. Скорее, скорее бы! Хорошо еще, что железо не успело накалиться. Рабочие держатся, никто не отпускает рук. Еще шаг, еще... Пылающий наличник навис над ними... Что-то горячее падает на волосы, Сергей стряхивает угольки головой, руки заняты. Еще чуть... Кажется, нет уже опасности. Все! Опустите! Опустите! Осторожно! Все одновременно!
И в ту же минуту горящий склад рушится, как будто держался до той поры, пока там были люди.
Все-таки ускоритель слишком близко стоит к огню, и головешки падают вокруг. Аппарат прикрыт чехлом, надо набросать на него землю. Земли! Земли! Лопатами! Сергей кричит, но его никто не понимает. Где Бха? Когда нужно, его, конечно, нет на месте. Бха, сюда!
Сергей оглядывается. Вот он, переводчик. С искаженным от ярости лицом Бха бьет какого-то связанного человека. Бьет не кулаком, а растопыренной ладонью, по-женски, взвизгивая, чуть не плача от злости.
— Бха, перестаньте! Господин Бха, что это значит?
И убежденный противник насилия, задыхаясь от ярости, кричит:
