— Хотел вам сообщить, Евгений Николаевич, новость. Она вас, быть может, заинтересует. Ко мне заходил старик Радецкий.
Смолин крепко стиснул рукой трубку, судорожно прижимая ее к уху.
— Что он хотел от вас? — спросил он тихо.
— Старик спросил, не встречал ли я его дочь. Валерия Павловна исчезла. Он не хотел ничего рассказывать, но я понял, что она просто покинула отцовский дом.
— Как он выглядел?
— Вид его достоин сожаления. Он производил впечатление помешавшегося.
— Он был один?
— Его сопровождал отставной генерал, старый знакомый его семьи.
— Вы не помните фамилию? Фамилию генерала?
— Он отрекомендовался — Каратыгин, Малыгин… или что-то в этом роде…
— …Я полагаю, что мне следует его повидать, — сказал Смолин после короткой паузы.
— Радецкого?
— Да. Но дома его, очевидно, нет.
— Генерал увел Радецкого к себе, — пояснил Калашник.
— Вы не спросили адреса генерала?
— Да… На всякий случай узнал.
— Когда вы могли бы?
— Да хоть сейчас.
— Тогда ждите меня внизу.
— Ладно, спускайтесь.
Смолин медленно вышел из комнаты и спустился в вестибюль навстречу Калашнику, который ждал его, одетый и в шляпе.
… Они молча шли, погруженные в свои мысли, не обращая внимания на оживленные, многолюдные улицы.
Уже совсем смеркалось, когда они подошли к маленькой даче генерала, затерявшейся в зелени каштанов и кипарисов. При их приближении с крыльца спрыгнул толстый бульдог. Калашник, по своему обыкновению, не разыскивая кнопки звонка, ударил в дверь кулаком. Бульдог залаял.
— Кто там? — послышался за дверью женский голос.
— Скажите, пожалуйста, — обратился Смолин. — Павел Федорович Радецкий здесь? Дверь раскрылась.
— Сегодня уехал… — сказала женщина, выглядывая.
Калашник и Смолин разочарованно переглянулись.
— А… генерала… м-м… Малыгина можно видеть? — спросил Калашник.
— Шорыгина? Можно, пожалуйте, — ответила женщина и крикнула в глубину дома. Степан Тимофеевич, к вам!
Калашник и Смолин вошли в дверь, сопровождаемые бульдогом, подозрительно обнюхивавшим их следы. В коридоре под потолком загорелась люстра, и из дверей слева появилась плотная фигура генерала. Это был ослепительно белый, плотный мужчина, с загорелым румяным лицом, полными щеками.
— Кого имею честь… — начал он с любезной улыбкой, всматриваясь в лица гостей.
— Разрешите отрекомендоваться, — сказал Смолин. — Профессор Калашник, а я — Смолин. Друзья Павла Федоровича Радецкого.
— Весьма приятно. Шорыгин. С профессором Калашником я уже имел случай познакомиться. Проходите, пожалуйста.
Он ввел гостей в небольшой кабинет, увешанный коврами и обставленный мебелью, обитой кожей.
— Садитесь, прошу вас. Вот папиросы, предложил Шорыгин.
— Извините нас, Степан Тимофеевич, за неожиданное вторжение, — начал Смолин. Нас привели к вам чрезвычайные обстоятельства. Мы интересуемся, что случилось с Павлом Федоровичем Радецким.
Лицо Шорыгина помрачнело.
— Да, несчастный, несчастный старик… Судьба его вызывает глубокое сожаление.
— Вы имеете в виду… исчезновение его дочери? — выговорил с некоторым усилием Смолин.
— Вся совокупность семейных обстоятельств сложилась у него чрезвычайно неблагоприятно, — ответил Шорыгин. — И это было последним ударом. Сейчас он близок к умопомешательству…
— А… как это случилось? — осторожно спросил Смолин.
— Он мне кое-что рассказал, но рассказ его был довольно бессвязен, и я, видя его состояние, не решился расспрашивать.
Калашник и Смолин слушали его, опустив глаза и не глядя друг на друга.
— Дело сложилось так, что Валерия Павловна дала согласие выйти замуж… некоему Васильеву… Павел Федорович не был доволен ее выбором, но, естественно, не хотел препятствовать ее счастью. Насколько я мог понять, что-то мешало этому браку, кажется, даже сам Павел Федорович не знал, что именно, и это его очень мучило. Ну-с, однажды ночью Валерия Павловна ушла из дома, оставив записку крайне странного содержания. Из нее ясно было одно — что она уезжает, чтобы соединить свою жизнь с жизнью этого Васильева… Но для этого ей необходимо преодолевать какие-то препятствия, покинуть дом отца и тому подобное. Старик остался совершенно один.
Шорыгин молчал. Калашник кашлянул и спросил, выждав короткую паузу:
— А Васильев?
— Утром, конечно, старик направился к нему. Васильев жил в гостинице "Южный берег". Павлу Федоровичу ответили, что Васильев выехал неизвестно куда. Тогда старик поехал разыскивать их. Он побывал в Алуште, Гурзуфе, Ялте, всюду расспрашивая о своей дочери. Нигде он не обнаружил никаких следов. Наконец, он вернулся в Феодосию. Здесь я его и встретил. Я пытался помочь ему в поисках. Ну, конечно, мы никого не нашли. А сегодня утром он, совершенно обезумевший и больной от горя, выехал в Севастополь. Мои уговоры остаться на него не повлияли.
Шорыгин замолчал.
Калашник и Смолин погрузились в невеселые мысли.
— Работаете в наших краях? — спросил, наконец, генерал.
— Да работаем, — ответил Смолин неохотно.
— Здесь, надо сказать, для исследований моря благоприятнейшие места, любезно продолжал хозяин.
— Да, конечно, — неопределенно согласился Смолин.
— Я ведь родился в Феодосии. С Павлом Федоровичем мы росли вместе с юных лет. Его отец проводил здесь каждое лето — с апреля по октябрь. И беспрерывно вел научные исследования…
— Любопытно, — заинтересовался Смолин. — Чем же он занимался?
— Да по вашей части. У Радецких эти занятия — старинная традиция. Минералогией и химией занимался еще дед Павла Федоровича — морской врач и путешественник. В семье до сих пор хранятся воспоминания о его путешествиях. Отец Павла Федоровича рано осиротел, бедствовал, но также проявлял большой интерес к науке. Был он врачом, но практикой не занимался. Женился на богатой и увлекся научными изысканиями. Исследовал минералы под Карадагом. Здесь ведь издавна известны залежи самых разнообразных камней халцедон, яшма, сердолик. Он собирал их со дна моря…
Смолин насторожился.
— …в огромных количествах, прямо сказать, тоннами. Каждые две-три недели обязательно уходил в Севастополь десяток подвод, груженных тяжелыми ящиками.
— В Севастополь? Почему же туда?
— А потому что под Севастополем, в Александриаде у него была лаборатория, в своей даче, на краю поселка. Там он и занимался исследованиями.
— Интересно… А дед Павла Федоровича тоже был минералогом?