— Тридевятое царство, скажите пожалуйста, — проворчал он. — Давно пора было его прикрыть. Зона для самых тупых морферов. Отстойник. Кладбище бездарных идей…
Успокоенный тем, что царевич Филимон и иже с ним скрылись в дальних песках, еж принялся методично и оперативно раскапывать маленький барханчик, на котором доселе сидел так царственно. Можно было подумать, что еж Антуан, истомленный жестокой жаждой, ищет воду — подземный источник или какую-нибудь артезианскую скважину. Но то, что обнаружилось в зоне раскопа, на артезианскую скважину отнюдь не походило. Это был человек, и появись тут Скалли, она своим наметанным глазом дипломированного патологоанатома определила бы, что человек скончался примерно с полчаса назад и не от старости или тропической лихорадки, а насильственной смертью. А окажись тут сейчас еще и царевич Филимон, он бы опознал в скрюченном человечке своего недостойного повара Ерофея. В своих окостеневших пальцах покойник сжимал артефакт, который уже успел поднять столько шума, — вялую и безвольную руку.
Еж встал на задние лапки, а передними принялся тянуть драгоценную конечность.
— Давай, давай, рука драгоценная, — бормотал при этом он сварливым голосом. — Выбирайся на свет к своему новому хозяину и повелителю. Мне ты позарез как нужна. Есть у меня пара-тройка сотен желаний разнообразных, которые тебе придется выполнять. Ну ничего, не вспотеешь, выполнишь, на то ты, гы-гы, и артефакт. Вернешь мне облик мой прекрасный, подаришь власть над всей землею, всех врагов моих в прах обратишь… Буду я всесильный морфер, богоподобный князь, отомщу тогда некоторым дрянным представителям человечьего племени, в дурацкую ежиную шкуру меня заточившим! Берегись, негодяйка Лариса, и ты, толстая писательница Вера Червонцева, тоже пиши завещание! Грядет погибель ваша — морфер предивный, князь Ежинский! Грядет и не замедлит!..
Рука благодаря воистину нечеловеческим усилиям ежа вытянулась из пальцев покойного повара. Безвольно шевельнулась, вызвав у ежа Антуана нервную дрожь.
— Ты мне смотри не балуй! Вежливо себя веди! А то не погляжу, что артефакт, как вцеплюсь зубами! Поваришка Ерофей до чего матерущщий мужик был, а и его я завалил на раз! Теперь вот слушайся меня и повинуйся великому морферу!..
И тут в небесах, прямо над макушкой ежа, раздался тихий, но исполненный глубокого сожалеющего презрения глас:
— Вот до чего доводит мания величия с выраженным параноидальным синдромом!
— Да, начинаются необратимые мутации, — согласился другой небесный глас. — Плюс, конечно, явная энтропия духа.
Еж занервничал, нехорошо глянул на раскаленное пустынное солнце.
— Кто там озорует? — закричал он. — А ну заткнулись! Закусаю насмерть!
— Маньяк, — вздохнул один небесный голос.
— Само собой, — подтвердил второй.
А перед ежом Антуаном вдруг материализовался из жаркой пустоты давешний волк с неприятно янтарными глазами.
— А врать нехорошо, — тяжело сказал волк ежу и наступил лапой на руку-артефакт. — Красть нехорошо.
— Ты меня не воспитывай! — завизжал еж. — Песталоцци с хвостом! А ну пошел! Моя находка! Моя добыча! Не отдам!
— А придется, — заявил волк-богатырь, потому что это был, естественно, он, и никто другой.
— Убью! — истошно заорал еж, но, вместо того чтобы вцепиться набычившемуся волку в морду, кинулся к руке преткновения и впился в ее указательный палец острыми зубками, явно намереваясь утащить артефакт и тем подтвердить свое неоспоримое на него право.
Но и волк-богатырь был неробкого десятка. Он находчиво ухватил артефакт за другой конец и потянул на себя, полагая, что сил и энергии у него больше, чем у какого-то истеричного ежа, а значит, победа ему обеспечена.
И оба зверя стали тянуть несчастную руку, весьма похоже напоминая старинное русское развлечение по перетягиванию каната. Разумеется, у волка сразу обнаружились болельщики: царевич, инкуб, азартно вопящая Димка, Скалли и Молдер (кстати, это их печальные рассуждения слышал еж над собою совсем недавно) и, конечно, гоминид Чарли. Дело в том, что эта компания не поверила ежу, который так активно их спроваживал, и, пробежав десяток метров, вернулась. Тем более что и следов повара волк не обнаружил — они заканчивались как раз там, где еж восседал. Под прикрытием шапок-невидимок компания окружила ежа, понаблюдала за тем, как он выроет руку, и тут в дело вступил волкбогатырь.
— Тяни, Серега, тяни! — подзадоривал друга царевич Филимон.
— Аккуратнее! — вскрикивала Скалли. — Не забывайте, это бесценная вещь! А если вы ее повредите и она больше не сможет функционировать?!
— Бей ежа, спасай Тридевятое царство! — воодушевлялся инкуб Колосков, который до сих пор не мог простить себе, что вместо охраны артефакта и Трифона попал в такие сомнительные приключения.
Ну, о том, что и как вопила Димка Романцева, лучше не упоминать. Потому что даже самые интеллигентные девушки из приличных семей и с мощным образованием могут иногда кричать такое, что моментально вгоняет в краску московских таксистов, питерских ментов и уральских следопытов.
Увлеченные сим состязанием между ежом и волком, наши герои и не заметили, что в пустыне имели место произойти следующие события…
Небо как-то испуганно обесцветилось, словно юный хамелеон, еще не способный толково менять свою окраску.
Поднялся резкий ветер с запахом нагретого металла и ружейной смазки.
В отдалении завыли песчаные волки… И раздался грохот, подозрительно напоминающий гром среди вполне ясного неба.
Но не это главное. Главного пока наши герои, озабоченные проблемой «кто кого», не замечали.
Но скоро им представится таковая возможность.
Состязание закончилось самым неожиданным и неприятным манером.
Волк и еж, тянувшие на себя руку, похоже, переусердствовали. И несчастный артефакт, растянувшись примерно в два раза, наконец не выдержал такового уничижения и с противным звуком рвущейся резиновой покрышки лопнул. Вспыхнули яркие разноцветные искры и зашипели, исчезая в небе. Запахло мандаринами и крупными неприятностями.
Волк и еж — каждый с остатками (или останками?) руки в пасти — раскатились в стороны. Горестно выплюнули остатки (останки?) на песок и яростно завопили друг на друга:
— Ты, негодяй!
— Ты, бандит!
— Это ты виноват!!!
— Убью!!!
— Атас! — вдруг совершенно не по-царски завопил царевич Филимон. — Ребята, беда!
И конечно, он оказался прав.
Потому что иначе, как бедой, этих людей назвать было невозможно.
С десяток смуглых, закутанных в ватные халаты и грязные чалмы типов восседали на запыленных верблюдах и неумолимо целились в охотников за артефактами. Причем целились отнюдь не из луков и даже не из арбалетов…
