И все-таки сегодня кое-что сделано. Положено начало. Арсений улыбался, вспоминая, как лихо он прорвался на прием к старшему уполномоченному по трудоустройству. Вот так бы всегда!
А дальше – снова стыд и позор. Пришел клянчить место, словно навязчивый нищий попрошайка! Да если бы этот самый Прохазка сам не оказался грибником, он и слушать бы не стал! Что ему очередной неудачник? Не видал он их, что ли?
Самое обидное, что уполномоченный прав. Система, не эксплуатирующая человеческое корыстолюбие, исторически обречена, но одного корыстолюбия мало. Добавить к нему честолюбие, узаконить привилегии высшего сословия и по возможности препятствовать превращению дворянства в замкнутый, а следовательно, вырождающийся класс – вот и решение проблемы. Лучшее или не лучшее – кто знает? Но работающее без серьезных сбоев вот уже скоро три столетия. Закон об эрозии делает свое дело – численность дворянства растет медленно, очень медленно. Зато престиж сословия на высоте. Кто, спрашивается, в Бестолковые века вытащил Россию из дыры? Дворянство и те, кто не щадя живота своего добивался этого звания. Даже самые ярые противники сословного деления не решаются отрицать данный твердо установленный факт. Именно дворяне за триста лет сделали империю такой, какова она есть, – а сейчас она, пожалуй, наиболее процветающий фрагмент Всемирной конфедерации.
Потому-то они и не путешествуют третьим классом…
А если им приходится это делать, то никто, кроме них, в этом не виноват.
Логично. До тошноты логично.
«А чего же ты еще хотел, голубчик? Кисельных рек?»
Почему-то эта горькая и одновременно самая светлая мысль прожитого дня, если не считать гениального тактического плана прорваться к Прохазке, успокоила Арсения. У него еще оставался последний шанс. В случае неудачи наличных денег не хватило бы даже на то, чтобы вернуться домой. В любом случае оставалось надеяться только на этот корвет… как его… «Наглый», что ли?
– Нет, не «Наглый», – со сдержанным раздражением отчеканил старший офицер. – Наш корвет называется «Нахальный», это я вам советую накрепко запомнить. Не «Охальный», не «Наглый», не «Развязный» и даже, представьте себе, не «Отмороженный», а именно «Нахальный». Запомнили?
– Запомнил, – кротко сказал Арсений. – Прошу прощения.
В голове у него еще шумело после действия усыпляющего газа в вагоне третьего класса, и понять причину столь крутого обращения с пассажирами Арсений никак не мог. Вроде никто на сей раз не дрался, не буянил… Быть может, киберкондуктор все же зафиксировал какое-то нарушение, оставшееся не замеченным большинством пассажиров, и отреагировал соответственно? Или – чего не бывает в третьем классе! – механизм просто-напросто был неисправен и сработал нештатно, уложив в мертвый сон четыре десятка ни в чем не повинных пассажиров?
Очень может быть.
Хотя, почему ни в чем не повинных? Придя в себя и злясь на бдительную технику, Арсений подумал: повинных. Еще как повинных. Почему путешествуешь третьим классом? Скуп? Так получай за скупость. Ленив заработать хотя бы на второй класс? Получай за лень. Попросту неудачлив? Получай же за… гм… за глупость, наверное. Умный и неудачливый – понятия взаимоисключающие. Кто имеет в голове мозги, у того и неудачливость спорадическая, преходящая, а кто неудачлив постоянно, у того под черепной крышкой не мозги, а… совсем иная субстанция.
Все равно обидно, конечно. Но привычно обидно.
Как оказалось, командир корвета отсутствовал, воспользовавшись правом краткосрочного отпуска, зато оказавшийся на борту старший офицер связался с охраной астродрома и велел пропустить соискателя места. Скорее всего, старшему офицеру было лень тащиться от корабля к помещавшимся на задворках астровокзала комнатам для переговоров, и в этом Арсений усмотрел добрый знак, хотя брести по полю к угловатой, снабженной, как костел, массой острых выступов туше «Нахального» пришлось ему самому.
– Это не родное название нашего корабля. – Голос старшего офицера чуть-чуть смягчился. – Это название заслужено в бою с сепаратистами на подступах к системе Маркаба. В том сражении наше суденышко сумело приблизиться к неприятельскому флагману на дистанцию эффективного огня и нанести ему повреждения, что в конечном итоге предопределило удачный для нас исход битвы. До битвы наш корвет назывался «Осмотрительный» – трусоватое название, верно? Совсем не для нас. Вам понятно, на каком корабле вам выпало счастье служить?
– Понятно. Простите мою ошибку.
Голубые, ничего не выражающие глаза старшего офицера остановились на лице соискателя.
– Сэр.
– Так точно, понятно, сэр, – спохватился Арсений.
– Вы ведь гражданский, не так ли? Как говорили в старину – шпак? У нас военный корабль, а значит, вам придется привыкать. Стартуем завтра, так что привыкайте в темпе. Вы случайно не потомственный дворянин?
– Случайно да.
– Так я и думал. И все равно любой офицер для вас «сэр», дворянин он или нет. Я, например, капитан-лейтенант, в недавнем прошлом простолюдин, но на субординацию на борту «Нахального» это ровным счетом никак не влияет. Вы запомнили?
– Да, сэр. Запомнил, сэр. Но почему любой офицер… сэр? Если, скажем, мичман…
– Ну и что?
– Как что, сэр? Корабельный ревизор по Табели о рангах приравнен к…
Белесые брови старшего офицера удивленно изломились.
– При чем здесь ревизор?
Арсений почувствовал, что вот-вот попадет в какую-то дурацкую историю. Отвратительно заныло под ложечкой.
– Простите, сэр, но в бюро по трудоустройству…
Капитан-лейтенант фыркнул:
– Вечно они напутают. Нам нужен не ревизор, а баталер. Обыкновенный баталер и даже не старший, а просто единственный. Кому-то надо считать койки, подштанники и прочее барахло. Наш прежний баталер списан по болезни. Вы в каком чине?
– Коллежский секретарь.
– Зря.
– Почему?
– Потому что должность баталера не офицерская и выдумана не про вас. И вы не захотите, и Табель не велит. Вот если бы нам в самом деле был нужен ревизор…
– А он точно не нужен? – упавшим голосом осведомился Арсений, забыв прибавить «сэр». Впрочем, сейчас корабельная субординация для него не существовала – он не член команды и вряд ли когда-нибудь им станет.
– Абсолютно не нужен. У нас ведь корвет, а не линкор, нам ревизор по штату не положен. Или вы думаете, что Адмиралтейство специально для вас сделает исключение?
Ничего такого Арсений не думал. Он думал, и думал лихорадочно, совсем о другом:
– Значит, если бы я был, скажем, губернский секретарь…
– Тогда вы подошли бы нам, – последовал немедленный ответ. – А с вашим десятым классом – извините, нет. Если бы с двенадцатым – тогда да. Всего доброго.
– А…
– Извините, мне некогда.
– Но…
– Вас проводят. Вестовой!
Битых два часа Арсений слонялся без цели по территории астровокзала и привыкал к мысли о поражении. Не сознавая, что делает, потратил мелочь на стаканчик суррогатного кофе. Опомнившись, высыпал на ладонь остаток денег, пересчитал и скорчил болезненную гримасу. Теперь вряд ли удастся оплатить и наидешевейший ночлег.
Какой-то мальчишка, буксируемый мамашей по направлению к посадочным площадкам, увидев его физиономию, обидно засмеялся. Поделом.
Арсений огляделся. Человеческая река текла мимо него, пассажиры и встречающие были заняты своими мыслями и делами, а ему казалось, что все смотрят на него, только на него, и все смеются.
А может, плюнуть на все на это токсичной слюной и жить впредь, как жил раньше? До дома он как-нибудь доберется, и с прежнего места службы его, вероятно, еще не успели выгнать, хотя отпуск и просрочен…
Да, но Рита?.. А главное – сын. Мальчик, для которого он до сих пор не папа, а «дядя Арсений». И так будет всегда?
Всегда?
Мальчик станет взрослым, а он постареет и все равно останется только «дядей Арсением», другом семьи? Разве можно, не травмируя психику сына, признаться в том, что его родной отец такое ничтожество?
Нельзя. Невозможно.
На смотровой площадке, откуда открывался лучший вид на поле и где праздным зевакам за небольшую плату дозволялось понаблюдать за стартами и посадками в мощный бинокуляр, он выбрал наблюдательный пункт и несколько часов кряду следил за могучей тушей «Нахального» и подступами к ней. Один раз пришлось сбегать в туалет – еще одна монетка долой, – но остальное время Арсений был очень внимателен, радуясь про себя тому, что на земской канцелярщине не успел испортить зрение. Он видел, как на малой пассажирской тележке, влекомой автоматикой, проехал к корвету еще один соискатель, и видел, как он возвращался тем же путем. И этому не повезло.
В бинокуляр, разумеется, было бы виднее, но Арсению и без оптики показалось, что физиономия соискателя расстроенная донельзя. Ничего удивительного: искал места по себе, а предложили – кукиш.
