- Мой противник смеет называть себя философом и даже преподавать богословие в Парижском университете, - говорил, выкрикивая отдельные слова, молодой монах, - но большего отступника от католической веры я не встречал! Он подвергает сомнению догматы о Святой Троице, о рождении Сына, об исхождении Духа Святого и прочее без числа, совершенно невыносимое как ушам, так и умам католиков. Сколь густо произрастают в его речах и книгах посевы святотатственных заблуждений! Как подло он мыслит о душе Христа, о таинстве алтаря, о первородном грехе, о грехе наслаждения, грехе бессилия, грехе невежества и о воле к греху! Для него грех - нормальное состояние людей. Такие, как он - приближают нас всех к гибели мира в липких объятиях дьявола. Таким, как он есть на земле одно место - в выгребной яме, вместе с копошащимися там трупными червями! Еретик! Еретик!
Прерывая шумные крики одобрения, магистр выкрикнул:
- Ложь! Твои слова лживы, как весь, построенный тобой и твоими братьями мир! Спроси моих учеников в Сен-Дени, и они закидают тебя тетрадями. Вы выращиваете в душах людей страх, потому, что пугливое животное жмется к ноге хозяина. Против меня выдвигали множество обвинений, меня не раз пытались отравить, меня укрывали и прятали от наемных убийц. Однако обуздать истину невозможно! Я писал и буду писать свои книги, я говорил и буду говорить с учениками, я верил и буду верить в проснувшийся разум. И тебе, юродивый, со мною не справиться!
Гуго де Пейн повернулся к хозяину лавки, который во время всего представления продолжал мять кожу и посмеиваться.
- Кто эти двое?
- Эти? Тот, помоложе, Бернар де Монбар, его еще зовут Бернар Клервоский. А другой, книжник, Пьер Абеляр, из Парижа. Они тут часто ссорятся. Словно уже не могут без этого. А я - Ландрик Толстый. Не желаете ли отличной оленьей кожи, господин?
- Не желаю, - ответил Гуго де Пейн и повернулся к ораторам. Страсти на площади разгорались нешуточные. Одна часть толпы, большая, стояла за Бернара, другая - за философа из Парижа.
- Сейчас начнут дубасить друг друга, - пообещал за спиной рыцаря кожевник. - Пора запирать лавку. Впрочем, коли рядом такой господин, мне и не страшно. Вы бы оставались здесь подольше.
А на площади кто-то уже получил затрещину, кто-то - пинок под зад, а кто-то и удар кулаком в нос. Знатные сеньоры стали прокладывать себе дорогу, отпуская налево и направо увесистые плюхи тяжелыми рукавицами. Взвизгнула женщина. Видно некто, воспользовавшись суматохой, полез ощупывать ее. Кричали мальчишки-подмастерья, предвкушая потеху.
- Безумцы! - возопил Бернар, окруженный своими последователями. - Мир стоит на краю гибели, близка геена огненная! Мерзость запустения ждет нас, если поверите болтунам с печатью дьявола на челе, которые ведут вас к пропасти. Они затопчут ваши земли и пожрут детей ваших, если измените своей вере! Чума и мор обрушится на ваши головы, если не покаетесь, если не изгоните из своей среды лже-пророков, сладкоречивых иуд! Вон он перед вами один из них! - и молодой монах ткнул в сторону Абеляра указательный палец, словно с расстояния вонзив его в грудь магистра.
Толпа взревела. А Бернар еще и плюнул в его сторону, попав, впрочем, на чью-то голову. Абеляр же стоял бледный, как полотно, скрестив на груди руки.
- Ты столб без разума! - крикнул он монаху. - А меня знает вся просвещенная Европа. Я написал пятнадцать книг, придурок!
- Плевал я на твои книги! Вот так! - И Бернар снова плюнул. И опять угодил на чью-то лысину.
- Верблюд! - крикнул ему Абеляр.
- Осел! - раздалось в ответ.
Гуго де Пейн понял, что дальше ничего интересного не будет. Он двинулся вдоль торговых рядов, ища оружейную лавку. А на площади партии Абеляра и Бернара Клервоского уже сцепились вовсю. В ход пошли кулаки, как главное оружие простого люда. Краем глаза Гуго видел, что бернарцы теснят абеляровцев к краю площади. В лавке оружейника Раймонда не оказалось. Но Гуго сразу же догадался, где может быть мальчишка в такой захватывающий момент. Он вернулся к площади и поискал его глазами в давившей друг друга толпе. И вскоре обнаружил красную бархатную куртку оруженосца, мелькавшую среди сцепившихся тел. Гуго некоторое время наблюдал за ним, отмечая удачные выпады и промахи, и посмеиваясь про себя. Потом, широко ступая, двинулся в его сторону, а толпа дерущихся как-то мгновенно стала расступаться перед ним, застывать, словно на картине живописца. Он оторвал Раймонда от какого-то рослого суконщика и потащил за собой.
- Не пристало будущему рыцарю драться с мужичьем, - наставительно произнес Гуго, глядя на хороший синяк под глазом оруженосца.
- Смотрите, смотрите! - вскричал Раймонд. - Бернара Клервоского подняли и несут на руках! А тех вытеснили за ворота!
- Где наши лошади? - Гуго даже не оглянулся назад. - Нам пора.
Они выехали из Клюни по дороге, ведущей на север. Позади оставался монастырь с крепкими стенами, сложенными еще два столетия назад, присевшие к земле хижины крестьян, огороды вокруг них и тянувшиеся к небу струйки дыма из печных труб. Гуго де Пейн, задумавшись, ехал впереди, а оруженосец с запасной лошадью иберийской породы, низкорослой, специально для походной клади, - чуть поодаль. Он приумолк, видя погруженного в себя господина. Наконец, словно решив для себя что-то, Гуго достал из кошелька данные ему аббатом Сито рекомендательные письма, медленно разорвал их и бросил в воздух, а встречный ветер, радуясь новой забаве, понес клочки бумаги обратно в Клюни.
Гуго пришпорил коня и пустил его вскачь.
- Куда мы мчимся, мессир? - весело крикнул Раймонд, еле поспевая за рыцарем.
- В замок Сент-Омер! - бросил через плечо Гуго де Пейн.
3
В темноте рябой конверс, живший в монастыре, условным способом постучал в окно лавки ростовщика-ломбардца.
- Кто там еще? - недовольно пробурчал хозяин, еще не старый мужчина с густой шевелюрой, лезшей космами в разные стороны. Хотя он прекрасно знал кто это, потому что у разных его людей были и разные условленные знаки. Но всегда лучше сначала задать вопрос, а не открывать сразу, будто ты ждешь кого-то. Ведь условленный знак мог оказаться и приманкой. Ломбардец открыл дверь и, увидев конверса, громко сказал в сгущающуюся вокруг темноту:
- Нет, нет больше денег, не дам, хватит, чего ходишь, ты еще прошлый долг не вернул. А проценты? Иди отсюда.
- Ну умоляю тебя, мать болеет! Человек ты или нет? - запричитал конверс.
- Ладно, - смягчился ломбардец. - Заходи.
Но в лавке, в заднем помещении без окон, они заговорили по-другому и не о деньгах.
Тот же, кто остался незамеченным снаружи, за деревом, отметил для себя еще одно место, где побывал за последние пять часов конверс.
