— Тот торговец, что обучил тебя английскому, был, наверное, совсем бессовестный, — продолжала Анита. — Межпланетный закон запрещает продавать туземцам огнестрельное оружие. Когда-нибудь он попадется и...
— Огнестрельное?
— В том-то и дело! Вы, конечно еще не научились как следует с ним обращаться. Но мой отец сказал, что пуля летит с такой силой...
— Я полагаю, раны были только пулевые?
— Да. Наши не подпустили вас близко, так что вам не удалось воспользоваться кинжалами и копьями.
— Понятно, — сказал Дантон.
Итак, его попытку постиг полный крах. И все-таки он чувствовал себя на вершине блаженства, вновь обретя уверенность в здравости своего рассудка. Дантон понял наконец. Беспорядочно рассыпавшееся по джунглям воинство хаттеритов палило в каждую движущуюся тень, то есть друг в друга. Мудрено ли, что некоторые попали под пулю? Гораздо удивительнее то, что никто не погиб. Это было поистине чудом.
— Но я объяснила старейшинам, что ты вовсе не виноват, — успокоила его Анита. — Наоборот, это на тебя напали, а твои соплеменники, наверное, подумали, что тебя хотят убить. Старейшины считают это вполне вероятным.
— Как любезно с их стороны, — заметил Дантон.
— Они стараются быть беспристрастными. Вообще-то они ведь признают, что туземцы такие же люди, как и мы.
— Да неужели! — попытался съязвить бедняга.
— Да, а как же? И старейшины тут же созвали совещание по вопросам туземной политики и на нем порешили все раз и навсегда. Мы отводим вам резервацию площадью в тысячу акров. Правда ведь, не поскупились? Наши уже вколачивают межевые столбы. И вы будете жить в резервации, а мы — на нашей части острова.
— Что-о?!
— И чтобы скрепить договор, — продолжала Анита, — наши старейшины просят тебя принять вот это. — И она вручила ему пергаментный свиток.
— Что это такое?
Это мирный договор, который провозглашает окончание хатеро-ньютаитянской войны и устанавливает отныне и навеки добрососедские отношения между нашими миролюбивыми народами.
Ошеломленный Дантон взял в руки свиток. Он видел, что спутники Аниты уже врывают в земля межевые столбы, расписанные в красную и черную полоску. Работая, мужчины пели, как нельзя более довольные тем, что им удалось так быстро и легко справиться с проблемой туземцев.
— А не кажется ли тебе, — начал Дантон, — что может быть, ...э-э, лучшим выходом была бы... ассимиляция?
— Я это предлагала, — покраснев, сказала Анита.
— Правда? Значит, ты согласилась бы...
— Конечно, да, — не глядя на него, проговорила девушка. — Я считаю, что слияние двух могущественных рас принесло бы замечательные результаты. И потом... Ах, Данта, какие чудесные сказки и легенды рассказывал бы ты нашим детишкам!
— Я научил бы их охотиться и ловить рыбу, — подхватил Дантон, — показал бы им, как распознавать съедобные коренья, и многое другое.
— А ваши колоритные племенные песни, пляски, — вздохнула Анита. — Как все было бы чудесно. Я очень огорчена.
— Но должен же быть выход! — Может, мне поговорить со старейшинами? Неужели нет надежды?
— Никакой, — ответила Анита. — Я бы убежала с тобой, Данта, но нас ведь поймают, не сейчас, так позже.
— Они никогда нас не найдут, — уверил ее Дантон.
— Возможно. Я бы с радостью рискнула.
— Милая!
— Но не во мне одной дело. А твой несчастный народ, Данта? Хаттериты возьмут заложников и, если я не вернусь, поубивают их.
— Да нет здесь никакого народа! Нет его, черт меня возьми!
— Я тронута, что ты так говоришь, — нежно произнесла Анита. — Но нельзя жертвовать человеческими жизнями ради любви двух отдельных лиц. Ты предупреди своих соплеменников, Данта, чтобы не нарушали границу. В них будут сразу же стрелять. Прощай и помни, что тропа мира лучше, чем тропа войны.
Девушка убежала. Дантон долго смотрел ей вслед. Он и злился, что ее благородные чувства обрекли их на бессмысленную разлуку, и в то же время еще сильней любил ее за сострадание к его соплеменникам. То, что соплеменников не существует в природе, не умаляло заслуг девушки. Она ведь этого не знала.
Наконец он повернулся и побрел в глубь чащи.
Остановился он около тихого пруда, над которым нависли ветви гигантских деревьев. Черную гладь воды окаймляли заросли цветущего папортника; усевшись здесь, он стал раздумывать, как ему доживать свой век. Анита потеряна. Все связи с подобными ему оборвались. Ну что ж, ему никто и не нужен, утешал он себя. Он отлично проживет и в резервации; если захочет, снова посадит огород, будет опять высекать статуи, напишет новые сонаты, опять станет вести дневник...
— К черту! — крикнул он деревьям.
Он был сыт по горло сублимацией. Его влекло к Аните, тянуло к людям. Одиночество опротивело ему.
Но что же делать, Выхода, казалось, не было. Прислонившись к стволу дерева, Дантон задумчиво смотрел на неистово синее нью-таитянское небо. Если бы эти хаттериты не погрязли так в своих дурацких предрассудках, и не боялись так туземцев, и... План возник молниеносно, безумный, опасный план...
— Попробовать стоит, — подумал Дантон. — А убьют, так и ладно.
И он заспешил к пограничной меже.
Увидев, что Дантон приближается к лагерю, один из часовых направил на него винтовку. Дантон поднял руки.
— Не стреляй! Мне нужно поговорить с вашими вождями.
— Убирайся в резервацию! — крикнул ему часовой. — Не то буду стрелять.
— Но мне нужно видеть Симеона, — настаивал Дантон.
— Приказ есть приказ, — и с этими словами часовой прицелился.
— Стой, погоди-ка. — Из космического корабля вылез хмурый, как туча, Симеон. — Что тут стряслось?
— Опять пришел этот туземец, — пояснил часовой. — Прихлопнуть его, сэр?
— Чего тебе нужно, — спросил Симеон Дантона.
— Я пришел, дабы возвестить вам, — громовым голосам начал Дантон, — объявление войны!
Лагерь всполошился. Через несколько минут все мужчины, женщины и дети сгрудились около корабля. Старейшины — группа седобородых старцев — держались с краю.
— Ты ведь принял мирный договор, — заметил Симеон.
— Мы, вожди племен, живущих здесь, на острове, — выступая вперед, заявил Дантон, — обсудили договор и находим, что он несправедлив. Нью-Таити — наша. Она искони принадлежала нашим отцам и отцам наших отцов. Здесь растили мы детей, сеяли злаки и собирали плоды хлебного дерева. Мы не хотим жить в резервации!
— Ах, Данта! — воскликнула, выходя из корабля, Анита. — Я ведь просила тебя принести твоему народу мир.
— Они не послушались бы меня, — ответил Дантон. — Все племена поднялись. И не одни только цинохи, мой народ, но и дровати, лорогнасти, ретелльсмбройхи, виттели. Я уже не говорю о зависимых и малых племенах.
