— Но почему Сантарес, и что значит Сантарес? Что-то знакомое и незнакомое…
— А название Антарес тебе ничего не говорит? — улыбнулся Кирилл.
— Я помню по школьной программе… Это красный сверхгигант в созвездии Скорпиона. Одна из самых ярких звезд, по-моему, в миллион раз больше Солнца.
— Чуть поменьше, но это не важно. В тридцатые годы, когда создавался проект города, собрались к Антаресу послать зонд. О нем много писалось, говорилось. Когда представили проект, один из членов комиссии сказал: «Ну, конечно, если строить город, то величиной с Антарес». Так, говорят, и привилось название.
— Забавно… — в раздумье сказала она. — И все-таки, не люблю я равнины, а здесь на сотни километров все гладко, как стол, даже глазу зацепиться не за что.
— А озера? Знаешь, сколько их здесь? Тысячи! И, говорят, в прошлом веке их было еще больше.
— И куда же они делись?
— Видишь ли, климат Западной Сибири стал жарче и суше со времени уничтожения постоянных льдов Ледовитого океана. С нарушением баланса атмосферных осадков большинство из них высохло. Они были очень мелкие. Сейчас все озера переуглублены и служат для сбора излишних вод с орошаемых земель.
— Так они же соленые.
— Кто?
— Не кто, а что! Озера. Мне рассказывали, что все они обладают целебными свойствами.
— Да, это так.
— Так зачем их губят?
— Чем губят, Лена?
— Ну, этими, орошаемыми водами.
Кирилл засмеялся.
— Что ты говоришь, Лена? Ты только подумай! Разве можно орошать воды?
— Ну, оговорилась. Дело не в этом. Вода, идущая на орошение, — пресная?
— Да.
— Значит излишки ее, стекая в озера, разбавляют соленые воды?
— И да, и нет. Просто они служат для восстановления водного баланса озера. Летом большое количество воды испаряется и, если бы не постоянное их пополнение, они тоже высохли бы… Что касается соли, то ее концентрация постоянно растет. При орошении происходит выщелачивание солей, которые затем сносятся в озера. Когда концентрация достигает критической, происходит их садка, и постепенно на дне озер образуются пласты солей. Когда нужно снова переуглубить озеро, оно осушается, и соли, главным образом поваренная и мирабиллит, идут на химкомбинаты.
Она притронулась к его руке.
— Кирилл, а откуда ты все это знаешь? Или футурологи так глубоко изучают географию?
— Конечно. Сама подумай: что футуролог может сказать о направлении развития общества, если не будет знать условий, в которых оно существует? Правда, у нас тоже есть специализация: одни занимаются наукой, другие — промышленно-техническим развитием, третьи — экологией. Словом, в каждой области свои специалисты.
— Ну, а у тебя какая специализация?
— Я проблематист. Вроде арбитра. Каждое открытие и конструктивная перестройка какой-то отрасли порождает множество проблем, которые затрагивают не только смежные отрасли, но и весьма отдаленные, и нужно найти такое решение, чтобы развитие одного направления не ущемляло интересов другого или не сказывалось на экологическом окружении, словом, нужно найти, как мы говорим, — оптимант.
— То есть оптимальный вариант?
— Но это одно и то же. Просто ты затрачиваешь больше неинформативных слогов, хотя и так понятно. По этому же принципу: минимант или максимант.
— У тебя вообще привычка все сокращать без надобности.
— Это тоже входит в задачу футуролога: освобождать речь от излишеств.
— Законодательно?
— Нет, мы только даем рекомендации.
— Спасибо и на этом, — Лена засмеялась, — а то бы вы, наверное, и объяснение в любви сократили в какую-нибудь неудобоваримую, но зато информативную форму.
— Ты смотришь не в корень проблемы. Объяснение — условность. Если двое встречаются и им хорошо, ясно, что их соединяет взаимное чувство. А если их просто тянет друг к другу, то нужны ли объяснения? Излишество!
— Глупый ты! Там, где есть чувства, всегда будут объяснения. Любой женщине приятно лишний раз услышать, что ее любят!
— И тебе?
— И мне.
Он замолчал, не зная, как высказать ей то, о чем думал не един раз с первой и единственной их встречи. Ей было проще. Язык танца не требовал слов… Именно после танца возник тот удивительный контакт, который существует между любящими, когда интуитивно постигается главное в сущности каждого, и то постепенное узнавание друг друга, которое наступает потом, уже касается каких-то деталей и частностей, только дополняющих главное… Он бережно взял ее за руку и заглянул в глаза.
— Ты знаешь, — начал он волнуясь, — я даже не знаю, как тебе сказать это. И почему-то все слова кажутся неподходящими, И все-таки…
Он снова замолчал, пытаясь отыскать спасительную форму, которая была бы и информативной, и отражала бы в какой-то степени нахлынувшие чувства.
— Это странно. Мы с тобой видимся всего второй раз, а кажется знаем друг друга десятки лет. И я все время вспоминал тебя. Все эти три года. И когда я тебя увидел, то понял, что ты мне очень нужна, что мне будет без тебя очень плохо, как было уже однажды, когда я зашел в тупик в своих поисках. И я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.
Она погладила его руку.
— Я тоже. Но я не вся принадлежу себе. И у меня беспокойный образ жизни. Так что всегда быть рядом нам не придется, но хорошо знать, что тебя ждут… Завтра я улетаю в Австралию. Кончился мой короткий отпуск.
— Ну вот. Три года не виделись…
— Сам виноват. Я часто бываю здесь. Мама теперь ведет студию… Алексей Иванович стал очень слаб и уже не выходит из дома…
— Но когда ты вернешься…
— Я приду к тебе и скажу: «Кир Буг, не перебраться ли нам на новую квартиру? Твоя, пожалуй, тесновата для двоих…»
Перрон космопорта, несмотря на будничный день, был заполнен молодежью. Провожали студенческий отряд на Новую Гвинею. Начальник отряда, рослый парень в традиционной рабочей куртке с синтеровыми наклейками прибрежных пальм, вулканов со снежными шапками и папуасками в экзотических национальных костюмах, посмеиваясь, рассказывал двум провожающим его девушкам о будущем строительстве металлургического комбината в самом сердце острова. Он намеренно сгущал краски, и девчонки смотрели на него восторженными глазами, какими смотрят лишь на знаменитых людей, да еще на космонавтов…
Вдали на стартовом поле готовился к полету ракетоплан, который одним могучим прыжком через космос должен был перенести всю эту студенческую ораву из северного полушария в южное. Кроме студентов рейсовым ракетопланом в Австралию летело несколько командированных. Правда, небольшие перегрузки не позволяли летать на нем пожилым или сердечникам, но это не помешало им заполнить до отказа обширный перрон в качестве провожающих.
