— Не понимаю…
— Это случалось ещё — в общей сложности четыре раза. Последнее время я уже было подумал, что мне удалось наконец от них уйти, но ошибся. Сейчас уже обнаружились верные признаки того, что спокойный период моей жизни здесь подходит к концу. Я давно бы уехал отсюда, да мне ещё нужно уладить кое-какие дела.
— Послушайте, — сказал я, — все это чушь. Вам необходимо обратиться к психиатру, а не к бывшему супермену. Мания преследования…
— Было очевидно, — упрямо продолжал Фостер, — что объяснение этому можно найти в моей прошлой жизни. Я вернулся к дневнику — единственной имеющейся у меня ниточке. Я переписал его, включая зашифрованный текст, и сделал увеличенные фотокопии первой части — той, которая написана непонятными знаками. Никто из экспертов, изучавших по моей просьбе рукопись, не смог её прочитать. После этого я, естественно, сосредоточил все внимание на последней части текста, которая написана по-английски. Меня сразу же поразил один любопытный факт, на который ранее я не обращал внимания. Автор ссылался на какого-то “Врага”, упоминались таинственные “они”, против которых необходимо было принять меры защиты.
— Может именно поэтому вам пришла в голову эта навязчивая идея, — предположил я. — Когда вы читали дневник впервые…
— Автора этого дневника преследовал тот же рок, что и меня, — заявил Фостер.
— Но это — абсурд! — возразил я.
— Прекратите на минуту искать логику в данной ситуации. Проанализируйте лучше общую схему, — сказал Фостер.
— Да, в этом есть определённая закономерность, — согласился я.
— И следующим фактом, который поразил меня, — продолжал Фостер, — было упоминание о потере памяти — второе явление, с которым я, мягко говоря, немного знаком. Автор выражает досаду по поводу своей неспособности восстановить в памяти некие факты, которые могли бы ему помочь в его поисках.
— В каких ещё поисках?
— Насколько я мог понять, что-то вроде научного исследования. Дневник пестрит загадочными для меня ссылками на вещи, которые нигде не объясняются.
— И, по-вашему, человек, который написал это, страдал амнезией?
— Возможно не в полной мере, — ответил Фостер. — Но вспомнить кое-какие вещи он был не в состоянии.
— Ну, если вы называете это амнезией, тогда мы все больны ею, — заявил я. — Ни у кого нет идеальной памяти.
— Но то были действительно важные вопросы, а не мелочи, которые легко забываются.
— Я понимаю, почему вам так хочется поверить, что — этот дневник имеет отношение к вашему прошлому, мистер Фостер, — сказал я. — Наверное тяжело, когда не знаешь своей собственной биографии. Но вы идёте по ложному следу. Вы, видимо, полагаете, что этот дневник содержит вашу биографию, которую вы начали писать в зашифрованном виде, чтобы никто не смог её случайно прочесть и посмеяться над вами.
— Лиджен, а что вы собираетесь делать, когда приедете в Майами?
Вопрос прозвучал для меня неожиданно.
— Ну… не знаю, — уклончиво ответил я. — Просто хотелось уехать к югу, где тепло. Когда-то у меня там было несколько знакомых…
— Другими словами — ничего, — сказал Фостер. — Лиджен, я вам хорошо заплачу, если вы останетесь со мной до тех пор, пока я не доведу это дело до конца.
Я отрицательно покачал головой:
— Только не я, мистер Фостер, Все это звучит для меня… Самое безобидное слово, которое мне приходит в голову, это — “безумно”.
— Лиджен, — произнёс Фостер, — вы действительно думаете, что я сумасшедший?
— Давайте скажем так, мистер Фостер: мне все это кажется немного странным.
— Я вас прошу не просто поработать на меня, — сказал Фостер. — Я прошу у вас помощи.
— С таким же успехом вы можете попытаться узнать свою судьбу по кофейной гуще, — раздражённо ответил я. — Мне не под силу сделать ни одного вывода из того, что вы рассказали.
— Но это ещё не все, Лиджен, далеко не все, Недавно я сделал важное открытие. Когда я буду знать, что вы со мной, я расскажу вам о нем. Сейчас вы знаете достаточно, чтобы признать: все это не является плодом моего воображения.
— Я не знаю абсолютно ничего, — ответил я. — Пока это все разговоры.
— Если вы озабочены размером вознаграждения…
— Нет, чёрт возьми, — рявкнул я. — Где эти бумаги, о которых вы все время говорите? Меня нужно показать психиатру уже только за то, что я сижу здесь и выслушиваю вас. С меня достаточно моих собственных бед…
Я замолчал и помассировал руками голову.
— Извините, мистер Фостер, — сказал я. — Мне кажется, моё раздражение вызвано тем, что у вас есть все, чего я мог бы желать себе, а вы ещё не довольны. Меня тревожит, что вы пустились в погоню за иллюзией. Если человек, обладающий здоровьем и массой денег, не может наслаждаться жизнью, то что же, черт подери, остаётся делать другим?
Фостер задумчиво посмотрел на меня:
— Лиджен, если бы у вас в жизни была возможность осуществить любое своё желание, что бы вы попросили?
— Любое? О, мне хотелось много чего. Когда-то я мечтал стать героем. Потом — умным, чтобы знать ответы на все вопросы. Ещё позже я стал носиться с идеей, что самое главное — это иметь возможность честно выполнять работу, необходимую людям. Но я так и не нашёл этой работы, и не поумнел, и не научился самостоятельно разбираться, где героизм, а где трусость.
— Другими словами, — заметил Фостер, — вы искали некую абстракцию, чтобы поверить в неё, в данном случае — справедливость с большой буквы. Но справедливости в природе не существует. На неё надеется и её признает только человек.
— Но ведь кроме неё в жизни существует немало хорошего, и часть этого хорошего я бы не прочь получить в своё распоряжение.
— Ждите своего часа и не теряйте способности мечтать.
— Мечты! — воскликнул я. — О, их у меня хоть отбавляй. Я хочу иметь остров в тёплых краях, где я мог бы коротать свой век, занимаясь рыбной ловлей и любуясь морем.
— В ваших словах сквозит цинизм. Но вы и сейчас пытаетесь конкретизировать абстракцию, — сказал Фостер. — А впрочем, не важно. Материализм — это просто другая форма идеализма.
Я посмотрел на него.
— Однако я знаю, что ничего у мена никогда не будет, как никогда не будет в мире той справедливости, о которой вы говорили. И как только окончательно поймёшь, что тебе этого никогда не увидеть…
— Несбыточность, видимо, является важным элементом любой мечты, — прервал меня Фостер. — Но, тем не менее, вы должны беречь свою мечту, какой бы она ни была. Не оставляйте её.
— Хватит философий, — заявил я. — Она нам ничего не даст.
— Вы хотели посмотреть документы? — спросил Фостер и вытащил из внутреннего кармана связку ключей. — Если вы согласитесь сходить к машине и, возможно, испачкать руки, то найдёте в ней приваренный к раме сейф. Там я держу все фотокопии, свой паспорт, необходимый запас денег на крайний случай и прочее. Жизнь научила меня быть готовым в любой момент сняться с места. Поднимите коврик с пола и вы увидите сейф.
